Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир
– призывать убивать таких же, как и они, людей лишь за то, что они не украинцы. Я все понял, товарищ Османов. – И Махно расстегнул кобуру своего нагана.
Побледневший как полотно Донцов зашатался и медленно стал сползать по стенке на землю.
– Да, Мехмед Ибрагимович, – сказал Махно, – мы тут разузнали – откуда у тех байстрюков часы, деньги и сережки с крестиками. Люди сказали, что это все принадлежало семейству одного городского чиновника. Три дня назад он с женой и дочерью отправился на бричке в Новобогдановку. Там у него старая мать живет. Старушка приболела и попросила сына приехать к ней, навестить. Уехали они туда, но так до места и не доехали. А вчера нашли люди бричку без лошадей и три трупа. Викентия Сергеевича застрелили, а его жену и дочку сначала снасильничали, а потом зарезали. Похоже, что это дело рук вот этих впоганцев. – И Махно с ненавистью посмотрел на притихших бандитов.
Под его взглядом они обмякли, а потом, не сговариваясь, дружно бухнулись на колени.
– Люди добрые, помилосердствуйте! По глупости мы это сделали, спьяну! – завопили они. – Нам вот этот сказал, – душегубы стали тыкать пальцами в сторону Донцова, – дескать, убьете москаля – сделаете доброе дело! Он во всем виноват, подлюка!
– В общем, Нестор Иванович, – сказал Османов, – вот тебе эти убийцы и насильники, делай с ними все, что хочешь.
Махно со своими хлопцами поставил всех четверых бандитов у стены одного из амбаров на городской площади, потом выступил перед собравшейся толпой, рассказав им о том, что они выполняют декрет председателя Совета народных комиссаров товарища Сталина, в котором говорится, что задержанные с поличным грабители, насильники и убийцы подлежат расстрелу на месте. Эти слова толпа мелитопольцев встретила одобрительным гулом. Потом сухо треснул залп из винтовок и четыре фигуры изломанными куклами упали у стены.
Наступила тишина. Был слышен только грай вспугнутых выстрелами ворон, мечущихся над кронами деревьев, да тихое позвякивание сбруи на переминавшихся с ноги на ногу лошадях.
– Мехмед Ибрагимович, – тихо спросил до этого все время молчавший адмирал Пилкин – единственный, кто проводил грешные души бандитов крестным знамением, – скажите, а может, все как-то по-иному можно было сделать?
– Владимир Константинович, – так же тихо ответил Османов, – в том-то и дело, что нельзя. Их уже нельзя было исправить. Знаете, в джунглях Индии тигр, попробовавший человечины, на всю жизнь становится людоедом. Этих бандитов и насильников тоже может исправить лишь могила. А господин Донцов, если и сам лично и не убивал, но своим подстрекательством к убийству не меньше виноват, чем его подручные. Пусть он даже и прикрывал их мерзкие поступки разными красивыми словами.
– Правильно говорите, товарищ Османов, – сказал Махно, подходя к майору и адмиралу, – не успели мы одних господ скинуть, так сразу новые нам на шею лезут, да еще тянут за собой своих господ, то есть то австрийцев, то французов. Тьфу!
– Закончим