сотенка сплетенок. Каково? Нравится декамерончик? Все опустили глаза? Надо же. Что – точно все опустили?
Что именно вы опустили? Глаза? Потрясающе. Ну хоть что-то. Может, и ноги опустите, когда узнаете, что ваши подленькие малюсенькие тайнушки, зажатые в ваших тряских промежностях, я вытащил на свет и всем показал. Вот вам.
Могу и поругаться. Что в этом плохого? Мария умерла и молчит о любви дипломата. Превосходного дипломата, ловко выполнявшего самые секретные поручения Папы, но отказавшего Амуру…
Молчи, Мария. Молчи уж, если умерла, неженка эдакая.
Всё равно, я знаю, тебя жгло твоё тяжкое платье, и муж твой обнимал труп. Ты не могла быть нежна с этим мужем. Ты послушна и прекрасна, и слушалась ты только меня. Вот тебе вечность, возьми, моя милая, моя маленькая, хочешь бессмертия? А? Ну вот, я наполнил бутылочку, соску надел: пей, моя чума, пей своё бессмертие.
Брызги счастья на виноградных струнах…
Сегодня новый урок по системе бабушки. Она – мой личный Станиславский.
– Это нездорово: увидев расчерченный, правильный виноградник, сообщать, что видишь струны! А на них солнечными пальцами играет Бог! И будущее вино пропитывается музыкой сфер, потому что на виноградниковых струнах лучами Бог играет…
На такие пассажи я имею право реагировать. Например:
– Бабушка, почему нездорово? Где тут болезненность?
– Объясняю. Нет, потом… Вон, смотри: голубой на оба уха! – восклицает, подпрыгивая, бабушка.
– Кто? – подхожу к подоконнику, выглядываю на улицу: парень в серьгах ползёт по берёзе.
– Он упустил свою кошку! – радуется бабушка.
В этом она вся. Дело не в злорадстве, а в возможности полюбоваться действием.
Кошка убежала, взмыла на верхушку. Игривая такая, мелкая, трёхцветная. Кошка – действовала. На неё, спасибо её страху, теперь можно смотреть и описывать её мягкие нервные жесты.
Парень, сверкая серьгами, искал свою кошку – тоже действовал. И полез на берёзу. Не факт, что кошка сжалится. Снимать обоих будут пожарные, но бабушка очень рада. Столько действия!
Правда, через минуту бабушка забудет об этой паре, и когда я спрошу, почему он – голубой, она замрёт на миг, потом, конечно, вспомнит и нехотя объяснит, что у геев есть опознавательные знаки. В каком ухе серьга – имеет сакраментальный смысл: активный, пассивный et setera. А у этого серьга в обоих ушах.
Я наслаждаюсь: голубой на оба уха! Надо же.
– Бабушка, давай теперь про виноградник. Почему струны как сравнение не годятся?
– Да годятся же, но пользоваться сравнениями, которые могут возникнуть у сотни созерцающих один виноградник, пошло. В литературе, конечно, а не в журналистике. В прессе можно.
– Хорошо, давай непошлое сравнение. Уникальное. Такое, чтобы никто уж точно не понял. Ничегошеньки. – Я уверенно жду её провала.
– Пожалуйста. – Она так же уверена в моём тупоумии. – Прошу…
Берёт хрустальную конфетницу и бьёт об пол. Колкие брызги отражённого света рассыпаны по полу.
– Ну