признаку. «Продамет», «Продуголь» – монополии в сырье и полуфабрикатах, «Продвагон» – подвижной состав. «Продаруд», «Продпаровоз»… Враньё, конечно; вспоминая теперь учебники своей юности, Антонов думал, что обо всех этих «Продвагонах» и «Продпаровозах» для того писали, чтобы скрыть имена настоящих владельцев компаний. Не будешь же советскому школьнику излагать биографию, допустим, миллионера Путилова: тогда пришлось бы признать, что это не просто был «кровопийца» или «буржуй», но человек, упорным и долгим трудом создавший передовые предприятия, направивший развитие целой отрасли.
Зачем это было знать советскому школьнику? Значит, лепи себе: «Продвагон», «Продуголь»…
Наверняка, и в царской России капитализм имел яркие личности, – думал Антонов. А уж в сегодняшней-то России в этом нет сомнений. Все знают, кто такой Михаил Прохоров или Роман Абрамович, Виктор Потанин или Олег Дерипаска. Все знают, что «Альфа-банк» это Михаил Фридман, а «Лукойл» это Вагит Алекперов, что АФК «Система» это Евтушенков, а «Северсталь» – Мордашов.
Кстати, в деловом мире сознают и роль Игоря Вдовина, мужа Волочковой. Разве что сама балерина много лет то ли притворялась, то ли, и правда, не понимала, кто такой отец её дочери. А ведь он был системным инвестором и сумел создать, с одной стороны, очередь арабских шейхов, а с другой – российских губернаторов, готовых принять ближневосточные деньги. Сочетать такие величины мог лишь человек незаурядный, каковым и был Игорь Вдовин. Его деньгами свободно могла пользоваться его блестящая жена, но ведь и он использовал её в качестве ну весьма недорогой (по меркам его оборотов) рекламы. Гениальная балерина и красавица стала, поистине, самым умным деловым проектом Вдовина, превратившим его из незаметного и не очень смелого молодого человека в крупного международного дельца.
Яркие по человеческим меркам дела стали для бизнесменов почти мерилом успеха. Абрамович купил английский футбольный клуб, а Усманов – коллекцию Ростроповича – Вишневской. Прохоров построил свой Ё-мобиль, а Гуцериев писал стихи для песен, которые крутили на принадлежащем ему «Радио Дача».
Правда, Антонов всё ещё считал, что ему такими вещами заниматься рано… А ведь многие из этих звёзд бизнеса были уже моложе его! Ему стукнуло пятьдесят пять, а он всё ещё был – дай Бог, если в первой сотне или в первых пятидесяти из этих крупнейших воротил. Слишком многим он пытался заниматься одновременно, слишком разбрасывался – об этом ему не раз говорили.
В детстве он долго не мог понять, кем хочет стать и в какой вуз ему поступать – а поступил, в конце концов, в «Горный».
Учился он в школе, расположенной в обычном четырёхэтажном школьном здании послевоенных лет. Но сама школа была с математическим уклоном, в ней было побольше «математических» классных комнат, чем, наверное, их обычно бывает; да ещё и каждый класс делили на три потока или уровня для более индивидуальной работы. Математику, правда, Антонов так и не полюбил, да и не знал как следует, хотя получал почти одни пятёрки.
Из