плеч. Наконец дева нырнула, вытянув руки вперед, и открыла в воде глаза. Светоч сиял спокойно и ровно. Никакого сопротивления, никаких трудностей. Мириам вынесла его на берег, слабо удивившись его легкости и тому, что никакой магии в нем она не чувствует. На воздухе светящийся камень тут же покрылся коркой соли и погас. На ладони у девы вместо живого огонька лежал голыш.
Орлангур взглянул с удовлетворением. По крайней мере, промокшей ныряльщице так показалось.
– Теперь хлопни в ладоши и произнеси заклинание очищения, – повелел Дух Познания, смежив веки. – Да брось ты этот камень, раз он тебе мешает. Что ты с ним носишься?!
От последнего повеления Мириам оторопела: как бросить? Взять и бросить? Разве светоч не стал магическим талисманом, наградой за бой с черными смерчами? Зачем тогда сотворил его и посылал в море?
Всеведущий Дракон издавал какие-то странные звуки, похожие на сдавленное шипение. Глаз при этом не открывал. А Мириам совсем растерялась. Так и замера по колено в воде с высохшим камнем в руках, когда поняла: «Да он издевается!» И с возмущением отшвырнула камень
А Золотой Дракон уже открыто трясся от смеха.
– Ты очень органично входишь в этот мир, жрица равновесия, – наконец успокоившись, сказал он прежним, сильным голосом. – Совсем почти как человек. С мыслями и чувствами, готова попирать столпы Упорядоченного, сотрясать по возможности пласты реальности, проходить через непроходимое, и пасующая перед тем, кто над тобой смеется. Выйди на берег, на берег твоей новой родины. Ты станешь хранить её тайну и силу.
– Вот это?
Мириам ужаснулась: ее, Хранительницу Леса окружала пустыня, гористая и безжизненная. Соль хрустит под ногами. Ни травы, ни столь любимых ею деревьев. А из зелени только маслянистая вода.
– Да, ты прекрасно с нею управляешься. Уже проявила род своей магии. Потом поймешь, какой именно. Знай только, не должно это место попасть к тем, чьи руки и помыслы суть разрушение.
Никогда бы Дева Лесов Лассия не дерзнула противоречить и перебивать Великого Духа Познания, но ведь сам он дал ей другое имя, другую внешность и воздух нового мира, похоже, совсем изменил кроткую деву:
– Не справедливо, Великий! Тут же выжженная солнцем земля, а я… Ты наказываешь меня! Лучше убей просто! Тут камни и соль и песок и даже ила в воде нет! Ничего живого! Не справедливо, я думала, мне доверят жизнь, а…
– А речи о справедливости не было. Только о втором шансе. И он был дан тебе. И ты снова справилась только на «почти». Как и в первый раз, в дубовой роще, ты стояла и смотрела на гибель живых, решив, что кто-то за тебя спасет твоих, кто-то более могущественный, кто-то великий вмешается. А потом лила слезы на пепелище. Стоя здесь в море соленой воды, подобной слезам, выплаканным тобою, ты снова стояла и смотрела…
– Я растерялась, но не струсила, – щеки Хранительницы пылали, она знала: Орлангур прав и не прав одновременно. Он говорил суровую правду, не давая спрятаться за чувствами,