Александра смотрела на нее с недоумением, – но я никогда не слышала, чтобы человек не мог приехать к умирающему отцу. Может, я не слишком осведомлена о том, как все происходит в театральной среде…
– Иван незаменим, неужели не понятно? – с досадой ответила Ирина. – На нем держится все шоу. Если художник исчезнет хоть на пару дней, хоть на день, все окажется под угрозой. А это огромные деньги. Я два года объясняю ситуацию старику, а он не верит, и теперь вот вы…
– Я только спросила. – Александра коснулась дверной ручки: – Можно мне идти? Поздновато уже.
Ирина, встрепенувшись, встала с кушетки:
– Погодите, надо дождаться, когда Нина уйдет. Я ведь сказала ей, что вас тут уже нет.
– Но не могу ведь я тут ночевать… А если она задержится?
– Посидите здесь тихонько, я ее попробую поторопить.
С этими словами Ирина отперла дверь, выскользнула в коридор. Александра услышала, как в замке снаружи повернули и вынули ключ.
Женщина со вздохом опустилась на кушетку. Она могла бы отпереть замок изнутри и уйти, не прощаясь. Но ей вовсе не хотелось столкнуться в передней с Ниной и выслушать неприятные вопросы, которые, как она догадывалась, та отлично умела задавать. Оставалось ждать.
Прислушиваясь к звукам чужой квартиры, художница различала где-то приглушенные голоса. Казалось, неподалеку ожесточенно спорят: один голос говорил быстро и словно сердито, второй отрывисто возражал. Слов разобрать было невозможно, но интонации звучали красноречиво. «Этак они до полуночи будут ругаться! – Александра взглянула на часы. – А мне-то что делать?!»
Внезапно в замке щелкнул поворачиваемый ключ. Женщина встала, ожидая увидеть Ирину и одновременно удивляясь ее внезапному возвращению, – казалось, именно ее голос она только что слышала. Но когда дверь отворилась, Александра оторопела. На пороге стоял хозяин квартиры.
Он оказался высоким, этот худой старик, закутанный в стеганый вельветовый халат. Тощая морщинистая шея торчала из ворота свитера, придавая ему сходство со стервятником. Застывшее страдальческое выражение глаз внушало сочувствие даже поневоле. Александра, внутренне занявшая сторону Ирины, все-таки жалела старика, которому не суждено было перед смертью повидаться с единственным сыном.
Виктор Андреевич стоял, подавшись вперед, опершись обеими руками на трость. Он пристально смотрел на Александру, его лицо не выражало и тени удивления. Казалось, он был заранее уверен в том, что обнаружит в комнате невестки только что ушедшую гостью.
Александра, сделав неловкий жест, который должен был символизировать извинение, проговорила, глядя ему в глаза:
– Я задержалась. Сейчас уйду.
– Стойте! – Слабый, бесцветный голос прошелестел, как сухой лист, растертый между ладонями. – Скажите…
Старик замолчал. Александра, глядя на него, гадала, сколько ему может быть лет. «Восемьдесят? Чуть меньше? А Ирина еще совсем молода. Сколько же лет ее мужу? Может, и он уже в возрасте?»
– Скажите… – повторил старик,