Даниле хотелось доехать, долететь побыстрее, чтобы сказать ребятам, что он видел живого Ленина. Ему поверят сразу, он никогда никого не обманывал, даже шутя, даже во имя спасения. И первой, конечно, он скажет об этом своей любимой Прасковье, по которой истосковался. Может, поэтому он и не замечал особо пристального взгляда из противоположного угла вагона. На него, не отрываясь, смотрела чернобровая девушка, смотрела, как на чудо. Видно, понимала, что это чудо скоро растворится, потому взгляд выражал безысходную тоску.
Военная форма делала Данилу еще притягательней. Не обратить внимания на этого юношу было просто невозможно. О таких в народе говорят: «Богатырь земли русской». Это был высокий молодой человек, плотный, мускулистый; белое интеллигентное лицо, большие голубые глаза с густыми ресницами и светлые, кудрявые волосы, выбивавшиеся из-под козырька кожаной фуражки. Внешность Данилы полностью отражала его внутреннее содержание. С пересадками, остановками, он ехал уже четвертые сутки. До родного уезда добрался почти в десять часов вечера. Мог бы заночевать, но решил добираться домой.
«Разомнусь, а то засиделся, – думал Данила, выходя за город. – Обрадую своим неожиданным появлением Прасковью». Это и было главной причиной ночного похода Данилы домой.
Дорога была разбита, но Данила шел быстро, не соблюдая осторожности, потому часто сапоги попадали в лужи и грязь. «Обмою обувку при входе в село», – думал Данила, ускоряя шаг. Не заметил, как вошел в село, ноги сами несли его на пригорок, где стояла школа. Он собирался уже завернуть за угол и взойти на крыльцо, как услышал быстрые тяжелые шаги: кто-то, видимо, мужского пола, выходил из школы. Данила спрятался за угол, сердце защемило от ревности, от обиды. Стояла темная осенняя ночь – хоть глаз коли. Вышедший замешкался у крыльца, затем послышался всплеск. Человек приближался к Даниле. Запахло керосином. На угол, за которым стоял невидимый Данила, полился керосин, частично облитым оказался и он.
Данила остолбенел от ярости:
– Ты что же, зверюга, творишь?
Он бросился на это ночное «чудище», свалил на землю и тотчас узнал Федота. Сердце Данилы защемило, внутри все похолодело. Он бросил пьяного Федота на земле, а сам побежал внутрь здания.
– Паша, Пашенька, родная моя! Где ты? – дрожащим голосом позвал Данила свою любимую.
Стояла мертвая тишина. Данила обошел наощупь всю комнатку Прасковьи Федоровны: ее нигде не было. «Может, у Нюры снова поселилась?» – затеплилась надежда у юноши. Он вышел из здания, Федота уже не было на месте. Данила подошел к двум столбам, стоявшим недалеко от школы, и ударил в набат. Люди один за другим поспешили к школе. Увидев приближающихся с факелом в руках, Данила закричал:
– Не подходите с огнем к зданию школы! Принесите мне лампу!
Пришедшие по голосу узнали Данилу, хотя Данила и сам не узнавал своего голоса. Теперь, когда к нему подошла Нюра, он понял: случилось непоправимое. Он