Элинор сама слышала, как Марианна осторожно сказала, что пока не сможет принять от него дорогой для нее подарок. Уиллингби, как человек воспитанный не стал настаивать, но искренне сожалел, что Марианна отказалась от этого знака внимания:
– Но, мисс Марианна, – сказал он ей в полголоса, – знайте, лошадь все равно ваша. Можете вы ею пользоваться сейчас или нет! Я буду держать ее у себя до тех пор, пока вы не покинете Бартон. А когда вы переедете отсюда в другое именье, моя Мэб будет ждать вас.
Все это было сказано, конечно же, не только для Марианны, но и для мисс Элинор, у которой теперь не осталось сомнений в том, что отношения ее сестры и Уиллингби зашли уже достаточно далеко и влюбленные тайно помолвлены.
Младшая из сестер Маргарет тоже кое-что заметила, что еще раз подтвердило догадку Элинор. Накануне вечером у них был Уиллингби, и девочка увидела такое, что немедленно со слезами рассказала старшей сестре.
– Элинор, – заплакала она, – я должна рассказать тебе один секрет о Марианне. Я уверена, что она скоро выйдет замуж за Уиллингби.
– Ты твердишь об этом каждый день, с тех пор, как он переступил порог нашего дома, – ответила Элинор, – помнишь, через неделю после их знакомства ты сообщила, что наша Марианна уже носит его медальон у себя на шее. А это оказался портрет нашего прадедушки.
– Но, правда! Правда! Это совсем другая история, – рыдала Маргарет. – Теперь я точно уверена, что они скоро поженятся. Он взял ее локон себе.
– Ты уверена, Маргарет, может это локон его прадедушки?
– Нет, правда, Элинор! Это локон Марианны. Он отрезал его сам. Прошлым вечером. Когда ты и мама вышли после чая из комнаты, они начали о чем-то шептаться очень быстро. Похоже, он просил ее дать ему что-то. Она вдруг взяла ножницы и отрезала свой локон, который был у нее прямо сбоку. Он поцеловал его. Завернул в белую бумагу и положил бережно в свою записную книжку.
После таких подробностей у Элинор больше не осталось никаких сомнений. В наблюдательности и бесхитростности Маргарет она недавно убедилась сама, когда девочка по простоте душевной едва не выдала ее сердечную тайну. Однажды, когда миссис Дженнингс лукаво спросила ее в Бартон-Парке о том, есть ли молодой человек у Элинор. Маргарет ответила, что не может сказать и, посмотрев на сестру, тотчас спросила: «Можно назвать его имя, Элинор?».
Раздался дружный смех, и Элинор, не подавая вида, тоже попыталась засмеяться, сквозь навернувшиеся на глаза слезы стыда. Она так боялась, что наивная Маргарет назовет Эдварда, который тут же заочно подвергнется пикантным шуточкам миссис Дженнингс.
Тем временем Марианна, стараясь исправить неловкую ситуацию и защитить Элинор, покраснела, рассердилась и строго-настрого запретила младшей сестре высказывать вслух свои глупые догадки.
– Какие же это догадки, – ответила девочка, глазом не моргнув, – ты же сама сказала мне об этом.
Общество замерло в ожидании, и Марианне надо было что-то сказать. Но миссис Дженнингс