Однажды желая поддать парку, я плеснул ковш воды куда-то не туда, и меня так ошпарило, что с тех пор ходить в баню я зарёкся.
– Был. Но, знаешь, слишком уж там жарко…
– Жар костей не ломит! – сказал Лёха и засмеялся, видимо, думая, что сказал нечто-то потешное или новое. Я тоже улыбнулся, но скорее из стадного инстинкта, чем из вежливости. Когда кто-то громко смеётся, губы сами собой растягиваются в ухмылке.
– Договорились, – отсмеявшись, заявил Лёха. – Жду тебя. А шашлык будет – ты таких не пробовал. У меня Люська готовит – вах!
То, что жена его Люська готовит – вах! – я знал прекрасно. Ветер время от времени доносил до моего дома благоухание борща или пирогов, и тогда я тяжко вздыхал, глотал слюну и вспоминал мамины обеды… От этих мыслей в животе заурчало; я посмотрел на недоеденный бутерброд и спросил:
– Что за праздник хоть?
– День водителя. Пятница завтра, – подмигнул Лёха.
Да, это повод, пятница для водителей святое. Придётся сходить. Ох, быстро же он меня уговорил. Что-то в последнее время я стал очень податлив на уговоры, сначала Геннадий Григорьевич, теперь вот Лёха, а Муська так вообще вертит мной как хочет. К чему-то всё это приведёт.
С началом первой вечерней прохлады я положил ноутбук в сумку и отправился на улицу Вокзальную тринадцать. Проще и быстрее было доехать на автобусе, но я решил: куда торопиться? Выйду пораньше, пройдусь по улочкам не спеша. Время вечернее, солнышко спустилось к тополиным верхушкам, спряталось среди веток. Бабушки выбрались под окна на лавочки, детишки жуков гоняют, собаки гавкают – идиллия. Глядя на это, я попробовал развернуть в голове картину, создать образ, может, мысли какие придут для нового рассказа. Не пришли. Протарахтел трактор, обдал меня вонючим выхлопом, утопил идиллию в дыму. Я закашлялся, плюнул со злости: лучше бы на автобусе поехал.
Добравшись до библиотеки, я постоял немного, посмотрел на часы – начало седьмого. Наверное, уже собрались. Сердце, всю дорогу молчавшее, начало стучать коротко как хронометр: тук-тук-тук-тук. Я приложил ладонь к груди, утихомиривая этот бой, сделал несколько глубоких вдохов. По вискам потекло, под мышками взмокло. Господи, на кой хрен мне это надо?!
Поднялся на крылечко, толкнул дверь.
– Вы куда?
Передо мной стояла худенькая старушка в полинявшей кашемировой кофте и в суконной юбке до пола – этакая модница из шестидесятых. Секунд десять она щурилась на меня, потом поднесла к глазам очки и всплеснула руками.
– Ой, так вы, наверное, Роман! Геннадий Григорьевич говорил, что вы придёте. Рады вас видеть, очень рады. Проходите, пожалуйста. Вперёд до конца коридора и потом направо, там открыто.
Старушка, видимо, не доверилась моей природной смекалке и в довесок к словам показала рукой, куда следует идти, я кивнул в знак благодарности и пошёл в указанном направлении.
Я ожидал увидеть нечто вроде актового зала, где главные приметы – невысокая сцена и сплошные зрительские ряды. Ничего подобного. Скромное помещение, три десятка стульев свободно