в исходное положение, сна уже нет, но есть очень много вопросов касаемо происходящего. Я слышу чей-то знакомый и до лютой злобы ненавистный голос.
– Какого черта? – слетают с моих губ слова и устремляются куда-то вдаль. Еще через секунду, может быть, две тот же самый голос взрывается еще сильнее, и теперь кто-то тащит меня, крепко схватив за руку в районе предплечья. Мое тело не слушается и сопротивляется тому самому обладателю ненавистного мне голоса.
– Да, ну, что б тебя! Какого черта?! – вновь произношу я, ощущая легкость в своем теле и ускорение, которое мне придал сильный толчок в спину. Практически одновременно с мощным рывком вперед мое тело ощутило не просто хлопок, а настоящий взрыв. Глухой и громкий. Правда, это ощущение было вписано в рамки звука, который ворвался в ушные раковины, чтобы через миллиардную долю секунды со всей силы стукнуть молоточком по наковальне.
– Какого черта? – вновь срывается с моих губ вопрос, который мучает меня последние, наверное, полминуты. Руки тянутся к глазам, чтобы протереть их. В моих жилах кипит желание разобраться в сложившейся ситуации, так как я совершенно ничего не понимаю. Я стою в каком-то темном, длинном и лишенном звуков помещении. Но я прекрасно знаю это место…
«Наверное, даже слишком хорошо», – появляется совершенно обоснованная мысль, и с этого момента я начинаю понимать произошедшее. Меня распирает от смеха, тот отражается от крашеных в глянцевитую краску стен и летит дальше.
«Как же я тебя ненавижу! – мелькает мысль в моей голове. – Просто ненавижу…». « Как-то с самого начала так сложилось, что и по сей день мы выясняем отношения», – вот о чем я думаю в этот момент.
На самом деле я стою в коридоре. Стены на две трети по направлению от пола к потолку окрашены бледно-зеленой, а дальше белой краской. В этом крыле несколько часов назад перегорели три лампочки из-за неизвестно откуда пришедшего скачка напряжения, и поэтому здесь темно. Еще здесь темно, потому что сейчас вечер, а за пределами стен – зима.
Я стою в этом коридоре и смотрю на дверь, которая составлена из двух листов тонкой фанеры и деревянной рамы, внутри полая. Если смотреть на нее только с точки зрения ширины, то ровно по центру одна сторона фанеры пробита, скорее всего, ногой. Поэтому и известно, что внутри, между двумя листами фанеры, ничего нет. Если смотреть на дверь еще и в высоту, тем самым рисуя двумерный прямоугольник в своем сознании, можно сказать, что человек, нанесший удар, был не выше, чем полтора метра ростом.
Если прочертить линию от центра отверстия, можно с уверенность сказать, что ровно над ним висит табличка с номером и названием помещения, скрытого за этой не очень надежной преградой. И именно эта табличка вносит в происходящее кристально чистую ясность. Она даже поясняет то, что произошло несколько секунд назад и кем является обладатель того ненавистного мне голоса.
Я стою еще некоторое время, тупо всматриваясь в дверь, дыру внизу, табличку вверху, борюсь с желанием, которое подталкивает меня пробить еще одно отверстие, но сделать это наверняка насквозь, чтобы мою ногу увидел тот самый ненавистный персонаж моей нынешней жизни.
Это тогда я так думал. Сейчас я понимаю,