к её обожанию непременному, разочарование её встретить первое ужасно было. Он вдруг почувствовал себя нищим умом и жалким в глазах у женщины, которую обожал. Одну лишь её. Такую заботливую прежде. То есть, она и сейчас заботливою было, но было уже что-то не то в её глазах.
И после второго провала – хотя он старался на этот раз уже – только Хэй пришёл к нему, с подносом сладостей. И, хотя он в гневе ударил мальчишку по руке, разбив её и поднос со сладостями уронив, однако же добрый мальчишка остался. Сказал, что верит в него. Что верит, что в следующий раз он обязательно… и в тот единственный из дней Ён Ниан пустил его к себе. Со злости споил. Смотрел, как брат младший смешно морщится, впервые попробовав вино. Как он потом смешно танцует и прыгает, поёт охрипши. Как обезьяна прыгает! Но он единственный в тот день был с ним. И в ту ночь. Ночь первую, проведенную без любовниц. А слуги с ужином и завтраком даже не пришли – всем запретил господин разгневанный.
Добрым братом был Хэй. Милым сердцу братом. Но понял это Ён Ниан слишком поздно – уж ветер весь прах его развеял, унёс по краям неизвестным.
Но выводов не сделал тогда Ён Ниан. Он не подумал, что люди бывают смертными. Он не задумался, как он жил и зачем на свете живёт. Кутил и пил. Пил и кутил.
***
Те страшные семь лет были для Хон Гуна. Он страшно боялся, что сын его сопьётся или убитым станет в пьяной драке, драке глупой и непристойной. Последний из всех живых его сыновей. Наследник. Наложница третья родила было ещё одного мальчонку – и восторгом, надеждой отец воспылал – но умер тот на третьем месяце, родиться дерзнувший зимою долгой и страшно в тот год холодной.
Совсем седыми стали волосы чиновника после той зимы. Шёл сорок третий год ему. Но, казалось, что закончилось уж всё. И не хотелось больше ничего. Не ждал он ничего. Хотя, бывало, сердце согревалось теплом рядом с его Кэ У, всё ещё остававшейся в поместье отца и не нужной больше никому. Да согревалось сердце, когда случайно заставал он мать Хэя, молившуюся богам пылко, чтобы вернулся живым Гу Анг, чтобы ничего не навредило ему. Она и с Кэ У несчастной общалась приветливо. Всегда ещё.
– Хотя б ему! – молила. – Хотя бы спасшему жизнь сыну моему, мне его на год подарившему ещё, точнее, на тринадцать месяцев, хоть жизнь подарите ему! Хоть вместо моей жизни!
– А кто останется тогда со мной?! – не выдержал возмущённо её господин, выдав наконец-то своё присутствие.
– Кэ У, – улыбнулась женщина, молодая ещё, но пряди две белых пролегло уже от висков и уходило в переплетения причёски. – Кэ У никогда не бросит вас, мой господин.
Вздохнул отец семейства уныло, прошёл мимо жены коленопреклонённой, опустился устало в кресло. Снова вздохнул.
– Замуж бы ей! – боль очередную свою выдохнул он наконец.
– А может… – начала осторожно жена.
– Что «может»?.. – подался мужчина вперёд, оживившись.
А вдруг она что-то знает? Вдруг подскажет? Она тихою очень была, но умной. Вот, поняла всё про старшего сына, но виду совсем не подала. И, как заметил он,