то ли измученно, не могу понять. – Все это ужасно.
Она отходит от окна к кровати и быстро забирается под шерстяное одеяло, так и не сняв свою кенгурушку и джинсы. Будто надеется, что сможет спрятаться там от смерти и легко забыть все.
Она закрывает глаза, ее мягкие волнистые волосы раскидываются по подушке. От Сюзи пахнет розовой водой, напоминающей старинные французские духи, какими теперь пользуются только леди в домах для престарелых, которые курят тоненькие сигареты и все еще красят себе ногти вишнево-красным лаком.
На секунду мне почти удается обмануть себя, заставить поверить, что у нас нормальная вечеринка с ночевкой. Что мы с Сюзи – две лучшие подруги, слишком засидевшиеся у телевизора, жуя попкорн и смотря ужастики, накручивая друг другу бигуди, хихикая, вспоминая мальчиков, с которыми целовались в школе. Совсем другой вечер. Совершенно иная жизнь.
Люди смотрят на меня и видят ведьму. Девчонку опасную, неуправляемую, полную темных мыслей. Но они не видят, что я скрываю от всех. Не замечают, что я чувствую себя потерянной, одинокой, потому что единственного человека, который меня понимал, бабушки, нет больше на этом свете. Не понимают, что я ощущаю себя недостаточно хорошей, недостойной и что ношу на сердце камень.
Никто не видит, что у меня не меньше душевных ран, чем у остальных.
Что я тоже надломлена.
Я неохотно залезаю в постель.
Утыкаюсь коленками в коленки Сюзи, головой в ее локоть, а когда она засыпает, слышу, как она начинает храпеть в подушку. Впрочем, храпит Сюзи негромко, этот звук, можно сказать, даже успокаивает, но я лежу без сна.
Мой мозг трещит от перегрева.
«Парень умер». Мне становится не по себе. «Парень умер». А мы заперты в этих горах. «Парень умер». И я не знаю, что об этом думать. Будь сейчас лето или хотя бы дорога не была заблокирована, сюда прибыла бы полиция. Они задавали бы вопросы. Выясняли все обстоятельства дела. Но ничего этого не произойдет, пока не расчистят дорогу, и мне непонятно, стоит ли чего-то бояться. «Как он умер? Это был несчастный случай или что-то другое?» Сюзи упомянула о его смерти как-то вскользь, словно это все случилось уже давно, год назад, а то и больше. «Ах, ну да, той зимой парень умер, как же это так снова-то произошло?»
Но я никогда не знала никого, кто бы умер, если не считать бабушки. Возможно, если бы не тот мотылек или не парень, которого я нашла в лесу, мне было бы спокойнее. И не трещали бы у меня сейчас мысли в голове, как кузнечики в высокой прибрежной траве в осеннюю лунную ночь. Возможно.
Но мои мысли не успокаиваются, грохочут, носятся по кругу. «Знал ли Оливер, что случилось с тем парнем? Был ли он там, когда это произошло? Помнит ли об этом?»
Проходит час. Снег все сильнее бьет в стекло, начинается буря, катится на нас вниз по горным склонам. Фин дергает лапами, скребет когтями по деревянным половицам – ловит во сне кролика или мышь.
Я заставляю себя опустить веки. Молю сон прийти ко мне.
Но вместо этого смотрю в потолок.
Смотрю, пока ночь за окном не становится непроглядной, пока не вскипают в голове