необычайно светел,
немой снаружи и изнутри.
В лицо парапета втиснув ладонь,
сижу обломанный, недопетый
и, кажется, всем на свете задетый,
Боже… за что ж ты меня? Не тронь!
Не пролезаю в житейский створ
со своей несуразной мерою,
верую в завтра как беглый вор.
Даже и зарезанный, верую!
«За каждым киоском каштановый взрыв…»
За каждым киоском каштановый взрыв,
и чуть не навзрыд тормозят… педерасты!
Конфликты, контрасты, усмешкою взмыв,
уходит терпенье. Баллисты, балласты…
И точно я знаю, чего я хочу,
когда ничего не хочу под Луной,
а облако тает навстречу лучу,
дождём попрощавшись со мной.
Рядом
В пяти саженях от земли
совсем другой у жизни счёт:
рассыпан свет в листвах шумящих,
лениво небу предстоящих —
в пяти саженях от земли.
В пяти саженях от земли
мне всё светло наперечёт:
в распахе воли голубиной,
в дрожанье влажной паутины —
в пяти саженях от земли.
В пяти саженях от земли
напрасен весь земной почёт,
фаянсовый, ненастоящий…
Не потревожу вас,
летящий
в пяти саженях от земли.
«Мне одиночество дано…»
Мне одиночество дано,
не разменять и не растратить,
и если даже крикнуть – хватит! —
в заплёванное тьмой окно,
то всё равно – ни «да» ни «нет»!
Вокруг болото спит без чувства.
Смирись разбойник от искусства
и от любви анахорет.
Неудачные стихи
(поэма)
Натуры, не приспособленные к преодолению нелепостей жизни, суть натуры слабые.
Когда сквозь строи смятых строк
к началу снова возвращаюсь,
и сердца смазанный курок
ищу,
я словно забавляюсь
стволом холодным у виска,
в котором пулею – тоска.
Ствол сердца наведён на жизнь,
я вижу всё, мне ясен смысл
реченья немца-моралиста:
«Тропа твоя узка и мглиста,
когда не сможешь жизни бред
ты проглотить с похлёбкой лет».
Нет, я – не подлинный, я сделан из бумаги,
и треплет мой беспомощный скелет
тот самый свежий ветер, что другим —
в надутый парус.
Слуха моего
не достигают птичьи трели будня,
и кососкулости на блюде студня не вижу…
студень, – больше ничего.
Как кот ступаю, тихо, осторожно
по краю блюда.
Скользкие края!
Оступишься, и в студень голомя
провалишься.
А выбраться так сложно,
так невозможно оторвать себя
от липкого желе.
Страшусь упасть
в бесформенную,