покупают титулы, за которые раньше проливалась кровь. Всё вверх дном. Всё не так. Боже, боже. Бедная Франция.
– Что же мне делать? – Я смотрел в пламя очага потускневшим взором. – У меня не осталось ничего и никого, только имя.
– Ах, не знаю, не знаю, мон шер. Ты, конечно, можешь первое время остановиться у меня, но…. О боже, я не знаю, что сказать. Такое время. Всюду уши. Все теперь считают своим долгом отмежеваться от всего, что было связано с именем императора, и если узнают, что я…. Что ты….
Я не хотел больше слушать этого человека, когда-то считавшегося другом отца. Я встал и покинул трактир, оставив вино недопитым.
4
Июньский вечер опускался на Монмартр. Лёгкая карета с гербом на двери, запряжённая парой лошадей, пересекла Риволи и двигалась в направлении Сены. В свете уличных фонарей сверкали кирасы, сопровождающих её улан. Их четверо – двое впереди, двое сзади. Лошади мерно отбивали ритм стальными подковами. Позвякивали оружие и упряжь. Вскоре карета замедлила ход и свернула в узкий проулок. Миновав его, она вскоре должна была выкатиться к Сен Жермен де Пре и, через Латинский квартал, следовать дальше до самого дворца.
Я наблюдал за движением кареты, скрытый листвой деревьев, окружающих дорогу. Как только уланы, замыкающие эскорт, скрылись в темноте проулка, я ударил лошадь шпорами.
Я выстрелил поверх головы кучера одновременно из двух пистолетов и убил уланов, двигавшихся во главе эскорта. Не сбавляя скорости, я бросил пистолеты и выхватил саблю. Уланы, замыкавшие эскорт, не успевали развернуться. В узком тесном проходе, их лошади только мешали друг другу. Я же налетел на них, как ветер, и завершил дело несколькими взмахами сабли. Карета остановилась. Бросив поводья, кучер устремился проч. Но меня его побег нисколько не волновал. Моё лицо было скрыто чёрным шарфом, на плечи наброшен широкий плащ.
Я соскочил с лошади и поспешил к карете. Когда дверь кареты распахнулась, перед собой я увидел испуганное лицо седого старца. Мсье, доверенный казначей его величества, в испуге жался в подушки, горой покрывающие сидение кареты. Рядом с ним я разглядел кожаную сумку, опечатанную гербом Бурбонов. От сумки к запястью старика тянулась стальная цепочка.
– Мсье, – вскричал я весело. – Отстегните, пожалуйста, цепочку, и не вынуждайте меня отрубать вам кисть.
Спустя несколько секунд сумка оказалась в моих руках. Я сорвал печать и раскрыл её. Сумка до верха была набита деньгами. Удовлетворённый, я кивнул головой и, попрощавшись с мсье доверенным казначеем, удалился. Я только вернул себе то, что у меня отняли, но всё равно моё сердце пылало от стыда.
Я намеревался покинуть Париж этой же ночью. Денег, что находились в сумке, с лихвой хватило бы для того, что бы начать новую жизнь, вдали от Парижа. Я уеду далеко, куплю поместье, заведу семью и буду жить спокойно и счастливо. Я это заслужил.
Чтобы не рисковать на дорожных заставах, я решил покинуть город, двигаясь вдоль железной дороги на Сен Жермен. Потом, сделав небольшой крюк,