выпалил крылатую фразу Ильфа и Петрова таксист.
– Да я, милок, заглянула за квартиркой присмотреть… Не попортил ли ты чего… – залопотала Савельевна. – А тут у тебя – прямо ломбард! Где украл?
– Это все – мое, старая! От покойной матери осталось. Карманы выворачивай! Не обокрала ли меня?
– Дуришь ты меня-старуху! Ой, дуришь! Давай, милок, по-хорошему. Ты мне со своего промысла долю отстёгивать будешь! Иначе сдам мусорам!
– Я тебя саму в ментовку определю! – направился к ней Девяткин.
Вовремя отпрянул от летевшего ему в грудь лезвия длинного ножа. Уклонился от удара кулака с перстнем – крупный рубин в обрамлении мелких бриллиантов, вынесенного из дома блогерши. Отпрыгнул от клацнувших возле уха стальных челюстей. Поддел коленом бабкину печень, саданул кулаком в затылок. Савельевна, охнув, вломилась лбом в капитальную бетонную стену. Безжизненно вытянулась вдоль нее.
– Не было печали – черти накачали! – глянул на тело водила.
Вспомнил, как говорили ему местные алкаши, дескать нечистая квартира. Снимал ее дворник Мавлоно. Вдруг пропал. Поначалу не придали значения. Пропал и пропал узбек. Вероятно, на родину вернулся. Даже искать не стали. Потом снимала хату престарелая русская торговка из провинции. Тоже пропала. Опять не стали искать. Пропала и пропала. Вполне могла вернуться домой. Правда, враждовавшая с Савельевной алкоголичка и склочница Арбузова, стала верещать, якобы старуха убивает квартирантов. Кто ей поверил? Чего с похмелья не померещится? Вдруг пропала сама Арбузова. И ту искать не стали. Пьянчужка была одинокой. В квартире проживала на условиях социального найма. В ее прокуренные и пропахшие перегаром полуразвалившиеся хоромы моментально поселили выпускницу детского дома с нагулянным младенцем. А незадолго до заселения Девяткина в съемное жилище исчезла девчонка-школьница. О той даже не пожалели. Хулиганка была отъявленная. Массу пакостей учинила жителям сразу нескольких домов расположенных на краю поросшего лесом глубокого оврага. Полицейские принялись «шерстить» трудновоспитуемых из окружения девицы и молодых отморозков из сопредельного микрорайона, враждовавших с «овражными». Ну а на «божий одуванчик» никто не обращал внимания.
– Что же мне с тобой, добрая бабушка, делать? – повертел поднятый с пола нож Девяткин. – Испортила ты мне выходные! Придется расчленять, потом ночью нести в овраг выбрасывать останки. Даже лучше смотаться куда-то подальше в другой район. Там тебя потерять где-то в лесу. Такой вечер испортила! Как хотелось выпить по случаю выходных. Еще раз покрутиться перед зеркалом в брендах от лучших мировых кутюр!
Затрезвонил дверной звонок. Шофер затаил дыхание. Звонки не прекращались.
– Откройте, Девяткин! Мы знаем, что вы дома! – повелительно потребовали из-за двери.
Таксист бросился к окну, распахнул его и остолбенел. Совсем забыл, что окна первого этажа забраны в чугунные решетки. Дверь тем