чудодейственного, взрывающего камни серого порошка не давал покоя Домиару. Потому и заливался соловьем Азар, увиваясь вокруг гостя. Подливал тому вина и развлекал остроумной беседой. Потому и посматривала на чужестранца благосклонно высокомерная красавица Кениша, позволяла целовать свои изящные тонкие пальчики, оставаясь недоступной, но манящей, словно сияющая звезда на небе.
В сумерках неожиданно появилась Умила. Просто пришла и села к костру, мимоходом отвесив тяжелую оплеуху стражнику, попытавшемуся её остановить. Тот упал на землю под дружное ржание присутствующих и обиженно засопел, потирая щеку.
«Я поеду с Вами,» – спокойно заявила она, снимая дорожную суму и усаживаясь рядом с юношей. В суматохе предыдущего вечера Балаш не успел предупредить её, что уезжает и чувствовал себя виноватым. За последние недели между молодыми людьми сложилось что-то теплое, нежное, доверительное, мягкое и пушистое, словно только что проклюнувшийся цыпленок, чему Балаш и названия то не знал, но очень боялся спугнуть и потерять. Сейчас Умила была сердита: медово-карие глаза метали молнии, ноздри раздувались, движения были резкими. Балаш искренне посочувствовал стражнику, попавшему ей под горячую руку. Зато Гимруз был в восторге от новой спутницы. Восторженно цокая языком и сияя улыбкой, он угощал Умилу вином и лучшими кусками мяса, называл «амазонкой севера» и всячески выражал свое восхищение, к явному неудовольствию детей Домиара.
Уже позже, укладываясь спать прямо под звездным небом и укрывая девушку своим плащом, Балаш шепотом спросил: «Зачем, Умила? Там опасно». Но отговаривать и не пытался. Бесполезно. «Как ты не понимаешь? Я хочу их увидеть. Не могу упустить такой шанс. Ведь они, наверное, и правда мои предки,» – с жаром ответила Умила. Балаш уже сто раз раскаялся в том, что рассказал ей о «девочке, сошедшей с гор: то ли йорге, то ли человеке».
Ефим присоединился к экспедиции не по собственной воле. Он бездарно и нелепо погорел на собственном любопытстве. Подобравшись поближе, посмотреть, что это за обоз движется вдоль реки, он был замечен, с улюлюканьем пойман конными стражниками и привезен в лагерь, свисая поперек крупа коня, как куль с мукой. Вид он имел самый непрезентабельный. Те щедрые на прорехи обноски, которые Ефим упер у какого-то фермера, годились разве что на половые тряпки, босые ноги покрылись коркой грязи, свисающие сосульками волосы закрывали заросшее седой щетиной лицо.
«Ба, друг мой, да ты вовсе не покойник!» – глумясь, приветствовал его появление Азар. – «Вот радость то. Думаю, правитель тоже будет счастлив узнать эту новость. Везти тебя назад нам не с руки. Поэтому придется тебе попутешествовать до Радужных гор». Понурого, горестно вздыхающего, проворовавшегося бывшего смотрителя городского торга усадили на последнюю телегу, связав покрепче руки. Устроившаяся рядом Умила снисходительно посматривала на недотепу.
Спасение.
Ула пришла через две полных луны после первой встречи