согласился Беркут. Усмешка появилась на его загорелом, морщинистом лице. – Хотел слегка встряхнуть тебя. Немного боли для встряски не помешает никому, даже недоразвитому новусу.
– Что у тебя с физиономией?
– Лицо как лицо, – ответил Беркут. – Что тебя удивляет?
– Морщины. Триста лет не видел на лицах морщин. Ты выглядишь чуть ли не старым – лет на пятьдесят. Как тебе это удается?
– Стараюсь, – таинственно сказал Беркут.
– Меня научишь? Хочу обзавестись парой морщин. И старческой импотенцией. Надоела мне вечная сексуальная озабоченность.
– Не научу. Ты не хочешь ничему учиться. – Беркут закинул ружье на плечо, повернулся спиной к Клаусу. – Пойдем.
– Куда?
– В мою хибару.
– Эй! – выкрикнул Клаус, едва поспевая за размашисто шагающим по тропинке Беркутом, – Откуда у тебя ружье?
– Сделал, – бросил, не оборачиваясь, Беркут. – Сам сделал. Я все делаю сам. Не доверяю никому. Люди разучились работать руками, производят всякую дрянь.
– И что, ты стреляешь из этого ружья?
– Нет, я ковыряю им в носу.
– Ты стреляешь из него в животных? Как ты можешь? Это же убийство!
– Здесь много опасных зверей. Они не против пообедать мной. Но я сильнее. Я сам ем их.
– Ешь?! – Клаус опешил, удивился настолько, что встал как вкопанный. – Ты ешь мясо?!
– Что в этом удивительного? – Беркут тоже остановился, наконец-то соизволил повернуться. – Ты, к примеру, вовсю ешь кроликов, Клаус Даффи или как тебя там. Почему мне нельзя?
– Но ты же занимаешься АПВ!
– Занимаюсь.
– И?..
– Необходимость вегетарианства – это миф, – сказал Беркут. – Новусы обвешаны мифами как рождественская елка – игрушками. Я не обращаю внимания на мифы, традиции, обряды и прочую мишуру – предпочитаю достоверную информацию. Я живу так, как хочу. Хочу есть мясо – и ем его. На качестве психовизуализации это не сказывается никак. Вот так-то.
Беркут продолжил свой путь, а Клаус поплюхал за ним. После пятого километра по горной тропке, едва обозначенной в высокой летней траве, у Клауса заныли ноги. Жарило солнце, слепни пикировали на разгоряченную кожу как маленькие злые штурмовики. Клаус уже собрался возмутиться, потребовать остановки и отдыха, как вдруг из-за поворота, заслоненного серой обветренной скалой, открылся вид вниз на долину, и дыхание его перехватило от восторга.
– Это моя хибара, – сказал Захаров. – Жилище, конечно, не городское, не такое, как у вас там в Испании, но мне вполне подходит.
– Здорово! – только и сумел вымолвить Клаус.
До усадьбы Алексея Захарова было около полукилометра, и Клаус мог рассмотреть ее сверху во всех подробностях. По периметру большого участка шел частокол из высоких заостренных бревен – совсем как в фортах дикого запада, о которых Клаус читал в детстве. "Хибара" представляла собой двухэтажный бревенчатый дом – приземистый и основательный. Площадь, на которой расселся этот огромный деревянный