самым лучшим в Кальпе. Клаус любил потрепаться с ним вечерком, пропустить стаканчик-другой, покачиваясь в гамаке, любуясь оранжевым солнцем, медленно опускающимся в море, любил сыграть с Лопесом партийку в покер – ночью, при свете лампы с шелковым зеленым абажуром. С Хосе он забывал о своей бесконечной старости-молодости, о том, что уже никогда не просидит всю ночь в Интернете, рубясь в "Diablo", никогда не заскочит в Макдональдс, чтобы купить себе вредный, напичканный жирами и свининой гамбургер, и не сожрет его, обмазавшись кетчупом, и не запьет ледяной Колой, никогда не будет сидеть в прохладном кинозале, одной рукой кидая в рот невесомые катышки поп-корна, а другой гладя голую коленку девчонки по имени… какая разница, какие имена были у тех девчонок? Он забыл их имена, с облегчением забыл бы и их коленки, да вот не мог забыть. Клаус с удовольствием изучил бы Руну Дебильности, если бы таковая существовала, и стал бы идиотом, не помнящим ни плохого, ни хорошего. Он освоил бы Руну Смерти, если бы кто-нибудь удосужился такую придумать, и покончил бы со своим бессмысленным существованием на прекрасной Земле. Он пытался перерезать себе вены раз пять – полосовал острым ножом по предплечьям и ложился в теплую ванну. Бесполезно… Проклятый организм устранял дефект кожи слишком быстро – гораздо быстрее, чем Клаус успевал вырубиться. Спрыгнуть со скалы – башкой о камни вдребезги? Повеситься? Нет, для этого Клаус был слишком слаб. Наверное, потому он и резал вены – потому что подсознательно ощущал, что это не повредит ему, не доведет до настоящей гибели. Эрзац, дешевый заменитель недостижимой, желанной смерти, драматический спектакль одного актера для единственного зрителя…
Хосе подошел к Клаусу, положил широкую ладонь на его плечо.
– Жаль мне тебя, Клаус, – сказал он. – Жаль. Чего ты ждешь? На что надеешься? На то, что Патрик предложит тебе какой-нибудь компромисс? Мечтаешь, что он придумает для тебя лазейку, позволяющую оставаться бессмертным, не подыхать при этом от скуки и в то же время не заниматься АПВ? Так не получится. Просто не получится.
– У меня нет выбора, – зло сказал Даффи. – В этом чертовом мире у меня только один путь – стать полноценным новусом и заниматься вашей гнусной психовизуализацией. Это несправедливо. Вы декларируете безграничную свободу для каждого. Почему же нет свободы для меня?
– Ты свободен. Не хочешь заниматься АПВ – и не занимаешься. Только свобода тут не при чем. Для новуса заниматься АПВ так же естественно и необходимо, как дышать. Ты же не бесишься по поводу того, что какая-то сволочь заставляет тебя вдыхать и выдыхать воздух – знай себе посапываешь носиком и не думаешь об этом. Так же и с визуализацией – это естественно, это нужно для нормального существования новуса. Ты лишаешь себя важнейшего компонента, делающего жизнь полноценной, и удивляешься, почему тебя сводит с ума депрессия. Тебе видней… Но я думаю, что выводы здесь просты и совершенно очевидны.
– Все я знаю, – проворчал Клаус. – Все вы здесь, в Кальпе, вздохнете свободно, когда я свалю отсюда.
– Пожалуй, так, – Хосе поскреб в макушке. –