Петру Ефимовичу нужно было ехать в «первопрестольную»: держать ответ. Авторство грехов никого не интересовало: Шелест был избран «на безальтернативной основе».
Для заклания – в качестве агнца. Потому что «у сильного всегда бессильный виноват»…
– Здорово, Пётр Ефимович! Да на тебе лица нет! Ты где его забыл?
– Где забыл, спрашиваешь?
Не приняв шутку даже кислой улыбкой, Шелест обречённо махнул рукой.
– В кабинете у Первого… Там, где его с меня сняли… Вместе «со стружкой».
Пётр Ефимович совсем по-мальчишески шумно повёл носом.
– Ты бы слышал, Леонид Ильич, как он меня крыл! Я ведь и сам, знаешь, мастер, но таких слов ещё не слыхивал! Просто смешал меня с говном! Веришь ли, не помню, как и вышел от него! Хотя, скорее всего, не вышел: или вылетел, или вывалился. Не помню. Сволочь!
Последнее – и явно искреннее – слово вылетело из Петра Ефимовича помимо желания хозяина. Но Леонид Ильич не стал цепляться за случайность: ему нужен был «готовый продукт». Ведь не зря пелось в старинной народной песне: «Одна снежинка – ещё не снег, ещё не снег, одна дождинка – ещё не дождь». Товарища следовало подготовить: вскрыть «по полной» и довести до кондиции. Для шантажа даже случайное признание годилось. Для серьёзной работы – нет. Здесь требовалось чистосердечное признание: объёмистое и с куда большим количеством матерков в адрес «объекта работы».
– Садись, Пётр Ефимович: поговорим.
Шелест, промакивая лысину уже далеко не белоснежным платком – явно «напромакивался» у Хрущёва – грузно опустил полный зад на кожаный диван. Леонид Ильич пристроился рядом.
– Помочь-то хоть обещал?
– Угу, – буркнул Пётр Ефимович, не поднимая головы. – Расстаться с партийным билетом. «Я, – говорит, – вижу, что эта ноша Вам не по плечу. Там могу избавить Вас от неё!» Ну, а потом сразу перешёл на «ты» – и добавил ещё пару слов… по-русски… в мой адрес…
Шелест поднял голову, «по дороге роняя» совсем даже не скупую и не совсем мужскую слезу.
– Знаешь, Лёня…
Иногда они с Брежневым «доходили» в обращении до имён: земляки, как-никак.
– … порой так хочется плюнуть ему в рожу: «допекает», гад!
Дубль «аттестации» уже внушал доверие – и Леонид Ильич сочувственно похлопал ладонью по дрожащей руке Шелеста.
– Плюнуть, конечно, можно, Петя… Только, думаю, что это – не выход… Этим дела не поправишь…
Шелест моментально отставил слёзы.
– Я тоже думаю, что Никитку пора уже призвать к порядку!
Удивительно, но «хитрый хохол» не стал «валять Ваньку» и изображать непонимание, вызывая Брежнева на большую откровенность. Это было необычно для него, но видимо, и в самом деле «припекло мужика».
– Рад, что ты понимаешь всё так, как и следует понимать.
Брежнев обнял Шелеста за плечи.
– И рад,