словно в ответ на его мысли, вздохнула:
– Смелая. Сразу видать – топоровская девчонка. Там трусов не водится. Деревню потому так и прозвали – Топоры, что деревенские никуда не ходят без топора за поясом… или там вилы не прихватив. Места здесь опасные… А с ее отцом я поговорю, мало не покажется! Видел, какое позорище у девчонки на ногах? Думаешь, это от нищеты? Ее папаша не беднее прочих. Не то что башмаки – сапожки дочке справить не разорился бы. А он, коряга жадная, и сам впроголодь живет, старье до лохмотьев позорных донашивает, и дочку нарядить скупится. А ведь не дите малое, заневестилась уже! И долг этот… мелкий ведь должок – заплати, плюнь да забудь! Так нет же, пусть дочка отрабатывает!
«Айки, – подумал Дождик. – Белое Деревце. Красивое имя».
Обсуждать с Дагертой эту храбрую и милую девушку ему совсем не хотелось.
– Хозяюшка, а давай я хворост порублю и сложу, где скажешь.
– Вон там, у поленницы, – указала рукой Дагерта.
И подумала: «Славный паренек. Старательный, работу сам видит. И учтивый такой… Хорошо бы задержался у нас подольше».
Клыкастая пасть распахнулась перед оцепеневшим от ужаса лекарем. Из глубины этой неподвижной пасти донеслось:
– Зссима. Ххолодно. Плоххо.
И чудовище замолчало, словно ожидая ответа… или в самом деле ожидая… но какого ответа, если Барикая собственная челюсть не слушается?
Чуть выждав, чудовище снова высказалось:
– Сскоро вессна. Хорошшо.
Барикай не был героем, но и тугодумом не был никогда. И сейчас до него быстро дошло: может, потом его и съедят, но сейчас его развлекают учтивой беседой. Про погоду.
– Д… да… – рискнул он ответить. И никто ему за это ничего не откусил.
Правда, два других «бревна» – побольше и поменьше – тоже ожили и задвигались. Но ужаснуться вторично Барикаю помешала приоткрывшаяся дверь.
Через порог перешагнул пятилетний мальчуган. Лекарь не успел крикнуть, предупредить его…
Малыш подбежал к «бревнышку» поменьше, плюхнулся рядом с ним на солому, обхватил чешуйчатую тварь руками и звонко попросил:
– Дяденька Сизый, отпусти Первого Ученика со мной поиграть!
Самое большое из чудовищ вскинуло увенчанную высоким гребнем голову. И в голосе его, неразборчиво шипящем, прозвучала настоящая, вполне человеческая тревога:
– Нельсся! Ххолодно! Просстудитсся!
– Да мы не на дворе! Мы на чердак заберемся, там тепло. У меня там птица живет, на веревке привязана.
Чудовище, на котором продолжал сидеть потрясенный лекарь, заинтересованно встряло в разговор:
– Ссъешь птиссу?
– Нет, она не для еды живет, а для потехи, смешная такая… Ой, я же забыл совсем! К вам гости приехали!
– Госсти? – переспросил тот, кого мальчик назвал Сизым. Остальные двое возбужденно зашипели.
– Ну да, наемники из крепости, аж сам дарнигар! Они прослышали, что у нас ящеры живут, и захотели познакомиться.
После короткого,