ее ледяной шквал.
Мы бодались взглядами – и тем, что за глазами… Она давила, я выкручивался из ледяных щупальцев.
Она впивалась в меня и курочила все, до чего могла дотянуться. Я выталкивал ее вон и приводил в порядок то, что она успела смять и запутать, выравнивал ощущения и эмоции, возвращал себе мои желания.
Слава богам, она была еще слишком слаба – две недели не ела. Коньяк и вода привели ее в сознание, но сил у нее было слишком мало. И почти все они уходили на то, чтобы с достоинством держать спину.
Наконец она сдалась. Холод и давление в голове ослабли. Она невесело рассмеялась.
Мне было не до смеха.
– Еще раз так сделаешь, и это будет последний раз, когда ты вообще будешь это делать… по своей воле.
Она вскинула бровь. Улыбка, чуть пьяная, гулявшая по ее губам, задралась правым уголком. Лицо у нее было выразительное, и она прекрасно им владела. Таким пренебрежением меня еще никто не обдавал, – а она умудрилась сделать это без слов.
– Я бы тебе советовал прислушаться к моим словам, солнышко.
– А вы грубиян, сударь. Во-первых, я тебе не солнышко… мальчик.
Ее липкие щупальца то и дело касались меня. Я успевал сбрасывать их прежде, чем они влезали в меня, но это было неприятно. Словно по лицу шлепали грязной мокрой тряпкой.
– А во-вторых… – продолжала она. – Иначе – что?
Она улыбалась с откровенной издевкой.
Щупальца стянулись в кольцо, вмяли мою защиту, пока она не затрещала, и тут же присосались к пробоине. Потянули меня куда-то… Я отстранялся от нее, но она была со всех сторон. И пихала в меня что-то. Как я ни сопротивлялся, я почувствовал отзвуки ее чувств: прекрасное ощущение воды на губах; дрема, накатывающая сладкой волной… Я слышал отголоски ее ощущений, а под ними было то, что она хотела, чтобы я почувствовал:
На этот раз рядом нет еще троих охотников, выбивающих у себя в голове один и тот же ритмический рисунок, подстраивающих мысли и движения к этому ритму, – и оттого сливающихся, словно голоса хорошего хора…
На этот раз здесь вообще нет никого, кроме нас двоих. Только я – и ты, мальчик…
Я сбросил липкое кольцо и выровнял ощущения… попытался. Мне было страшно. Она успела что-то нажать во мне. А может быть, этот страх шел из глубины меня самого. Даже сейчас, когда она едва держалась на ногах, пьяна и почти засыпала – я едва удерживал ее. А что будет, когда она придет в себя?
– Иначе – что? – Она рассмеялась. – Ты даже убить меня не можешь. Я нужна тебе, нужна живой и целой. И я догадываюсь, для чего… Так что – иначе – что?
Она снова рассмеялась. И обиднее всего было то, что на этот раз в ее смехе не было издевки. Может быть, от коньяка, но ей в самом деле было смешно. Она развлекалась, как могла бы дразнить ленточкой косолапого щенка, нетвердо стоящего на лапах. Для нее это была игра, в исходе которой она не сомневалась.
Ну что же… Давай расставим все точки, сука. Сразу.
Я прикрыл глаза,