пока они тут стояли и ждали под пронизывающим ветром. Но и это новое чувство, не успев окрепнуть, растворяется в морозном воздухе, когда последним из казармы появляется ладный, хорошо сложённый, в безукоризненно подогнанной форме старший сержант Осокин. Холодные, с тусклым свинцовым оттенком глаза пристально осматривают замерший строй. Едва заметно раздуваются и опадают крылья тонкого хрящеватого носа. Вся эта гибкая, сильная фигура с бездушным немигающим взглядом напоминает кобру, постоянно готовую к молниеносному губительному движению.
– Отставить!
Кажется, что сам Осокин не чувствует холода вовсе.
– Две сорок одна! Не укладываемся. Будем тренироваться. Слева по одному в казарму строиться на центральном проходе бегом марш!
Почему такая несправедливость! Эти коротышки выбежали на улицу последними, а возвращаются первыми! Острая ненависть непонятным образом минует самого Осокина и проецируется на малоросликов. Ну, суки, дайте до вас добраться!
– Справа по одному строиться на улице бегом марш! Да что ж за хрень такая! Даже не успели подуть на красные замёрзшие пальцы. Но времени на эмоции нет. Снова бегом сквозь узкую, крашенную отвратительной жёлтой краской, всю в мелких потёках дверь. Снова суетливое построение перед казармой. А между тем начинает светать.
– Равняйсь! Смир-рна!
Ну слава богу! Сейчас помаршируем в столовую на завтрак. А там тепло, там еда!
– Отставить! Разговорчики в строю!
Сердце ухнуло куда-то в пустой желудок. Нет, сто сорок сердец ухнули в сто сорок пустых желудков.
– Я вас научу свободу любить! Слева по одному в казарму строиться на центральном проходе бегом марш!
Забежали, построились.
– Справа по одному, строиться на улице, бегом марш!
Выбегали деловито, молча, споро. Сознание практически не участвовало в происходящем. Окоченевшее тело тем не менее двигалось весьма проворно, никаких лиш-нихдвижений. Инстинкт самосохранения подавил всякие глупые эмоции вроде ненависти к последним, старшему сержанту Осокину, Советской армии и самой социалистической родине.
– Равняйсь! Смир-рна! Направо! В столовую шагом марш!
Ух ты, наконец-то! Они смогли! Теперь быстрее добраться до столовой!
– Песню запевай!
«Через две, через две весны! Через две, через две зимы! Отслужу, отслужу, как надо, и вернусь!» – вырывалось в хмуро-рассветное, немытое ноябрьское небо.
– Стой, раз-два! Почему шаг не печатаем? Будем тренироваться! На месте шагом марш! Раз-два, раз-два!
Господи, сколько это будет продолжаться? Они маршируют на месте уже чёрт-те сколько и орут при этом песню, выпуская клубы пара в окончательно посветлевшее небо. В конце концов, завтрак положен по уставу! Будто услышал, сука! Двинулись…
– Стой, раз-два! Налево! Справа по одному в столовую бегом марш!
Ура!
– Отставить! Становись! В столовую забегаем строго по одному, а не ломимся как бараны!