волновать Дэниела?
– Отлично, – произнес он. – Жаль, что у меня с самого начала не было такой подвески. А смог бы я в первый раз помешать самому себе? Вдруг тогда я бы не поддался настойчивым уговорам волка… – Он оборвал себя на полуслове.
Я пересела так, чтобы видеть его. Промозглый мартовский ветер трепал светлые волосы Дэниела.
– Ты когда-нибудь простишь себя за ту ночь?
Он сунул руки в карманы куртки.
– Пусть меня простит твой брат.
Я прикусила губу. Чтобы такое случилось, надо сперва разыскать Джуда. Но с каждой неделей наши шансы уменьшались.
– Рано или поздно он это сделает. А ты сомневаешься?
Мой папа однажды заметил, что те, кто отказывается прощать, превращаются в чудовищ. Они подпитывают в себе огонь ярости и гнева, который сжигает их изнутри. Думаю, Джуд не является исключением. Теперь он – чудовище, вервольф, который укусил меня, а потом пытался убить Дэниела. За то, что тот заразил его, когда не устоял перед проклятьем вервольфа.
– Как ты считаешь – он вернется домой после всего, что натворил? – спросила я. – А будет ли он прежним?..
Мою руку пронзила острая боль, и я потерла скрытый под рукавом шрам.
– Не знаю, – ответил Дэниел. – У меня же получилось – с твоей помощью. Но Джуд не изменится насильно. После того как становишься волком, влияние новой ипостаси настолько велико, что забываешь, кем ты был раньше.
Я кивнула, гадая, а не ждет ли и меня подобная участь.
Дэниел подошел поближе. Он прикоснулся к моему кулону – по его неровному краю. Он образовался в том месте, где камень, сброшенный Джудом с крыши церкви, разбился на две части. Случилось все три месяца назад.
– Я благодарю Господа за то, что нашел его для тебя. Пусть у тебя – только половинка изначального камня, ее достаточно для твоей безопасности. Амулет не позволит тебе потерять себя, как это произошло со мной. И с Джудом. Ты останешься человеком.
Дэниел замолчал и, обхватив ладонями мое лицо, принялся гладить меня по щекам и пристально заглядывать мне в глаза.
– Спасибо, – тихо сказала я.
– За что?
– За лунный камень. За то, что веришь в меня. – Я слабо улыбнулась. – За то, что не умер. Иначе я бы прикончила тебя, клянусь.
Он рассмеялся. Мне был приятен его смех. Наклонившись, он завладел моими губами. Я ответила на его поцелуй, и мы растворились друг в друге. Я знала: Дэниел испытывает ко мне то же самое, что и я к нему.
Внезапно мне стало зябко.
– Тебе холодно, – произнес он и крепко обнял меня.
– Она умерла? – выдернул меня из глубокого сна чей-то голос.
– Нет, – ответил другой – более юный.
– А я с тобой не согласен.
С моих губ слетело долгое «м-м-м». Почему у меня так болит лодыжка? И почему матрас жесткий, как деревяшка?
– Точно, умерла. Он спятит.
– Она только что издала звук, и ее… гм… грудная клетка… поднимается и опускается. Она жива.
– Нет, нет, нет. А вдруг он убьет нас? Вот Калеб бы не медлил. А мы имеем право на