меня нет, у меня жена. А я же не знаю, с кем ты… ну, до этого, – добавил я, сгорая от стыда за глупые свои слова.
Она откинулась на спину, вымолвив: «идиот», – и, как бы между прочим, разочаровавшись в моих умственных способностях, подробно рассказала мне о том, что монашеская жизнь была одним из условий участия в конкурсе, что их раз двадцать тестировали на всевозможные заболевания, включая вирус иммунодефицита, и длительное время строго охраняли от подобного рода соблазнов. И что я первый мужчина, который мог бы всех их, изголодавшихся красоток, поиметь еще в Сингапурской гостинице.
Еще раз сказав, что я идиот, Ольга, словно клещ, вновь вцепилась в мое бренное тело с намерением выжать из него все, что было возможно. Я был не против. Думаю, что в шалаше не спали не только одни мы.
Мне казалось, что я полюбил Ольгу. Утром я бросал на нее влюбленные взгляды, оценивая ее крепкие ноги и красивые бедра. Часто подходил к ней безо всяких на то причин.
В этот же день, зайдя в лес, чтобы найти топливо для костра, я нос к носу столкнулся с итальянкой. Не успев опомниться, я был опрокинут на землю ее стремительными объятиями. Сидя на мне верхом, она сорвала с себя полуистлевшую на солнце рубашку, открыв огромную смуглую грудь, и в бешеном темпе начала раздевать меня.
Этой ночью я был уже заряжен на любовь, и вместо сопротивления, красавица получила желаемого вдвое больше, чем Оля. Визуальное осязание сногсшибательного тела удвоило мою энергию. Так начиналось мое моральное разложение, но так же и начиналось самоутверждение меня как мужчины. А может, это была просто участь самца в стае самок.
Постепенно, самыми немыслимыми образами и при нелепейших иногда обстоятельствах, мне пришлось переспать со всем племенем. Вероятно, информация о моем безотказном желании из уст в уста передавалась, и девушки с удовольствием пользовались моей услугой, словно каждая была обязана это сделать, как медицинский осмотр.
Встав над обществом, я утратил бдительность и чувство меры. Не подходивших ко мне и не требующих любви, молчаливых японок я вызывал по очереди в хижину, когда мне хотелось чего-то новенького, и я был готов к любви и сексу. Я делал свое дело, зная, что в этот момент кто-то из девчонок подсматривает за нами в щель тростниковой стены. Но мне уже не было стыдно. Скорее, было безразлично.
Нетронутыми остались несгибаемые отселенки, вероятно, это было выше их достоинства, и индонезийки-стюардессы, трогать которых я боялся во избежание заболеваний, которые они могли носить в себе. Здесь инстинкт выживания работал четко.
Мужской организм не всесилен. В течение последующих месяцев, удовлетворив себя с избытком, я начал сторонится женского общества. Они же, всеми доступными им способами, пытались достать меня. Ко мне, как к вождю племени, приносились разные дары суши и моря. Устраивались танцы живота. Подползали ко мне задом, открыв все свои прелести. По-звериному дрались между собой, чтобы стать любимой женой. Но в большей степени все это было напрасно. Только я сам, желая, когда