двадцати пяти. Лицо его уже подверглось ужасной обработке: по обе стороны челюстей были сделаны надрезы, как будто две ямочки, которые заставляли труп смеяться. Ввалившиеся глаза были без век.
Над этим ужасным зрелищем склонились двое молодых людей. Они ловко разрезали труп скальпелями, куря в то же время папиросы. Один из них насвистывал мотив модной оперетки.
За вторым столом стоял еще один мужчина – высокий молодой человек лет двадцати четырех с папиросой в зубах и с ножом в руке.
На третьем столе лежало третье тело, вскрытие которого уже было окончено.
Эти трупы еще не испытали последнего оскорбления, так как перед похоронами сторожа вырывают у трупов хорошие зубы и обрезают волосы. Как ужасно думать, что эти волосы будут развеваться вокруг розовых щечек, а эти зубы – помещаться в улыбающемся ротике, дарящем поцелуи.
Бр-р! Какая ужасная картина!
Ничто не в состоянии передать этой отвратительной картины! Мрачные столы, вытянувшиеся трупы с гримасами на лицах, сжатые или раскрытые рты, ввалившиеся глаза, иногда вынутые из орбит, – все это ужасно!
Но Панафье прошел мимо всего этого с величайшим спокойствием. Он подошел к стоящему в одиночестве за вторым столом молодому человеку и сказал:
– Можете ли вы уделить мне минуту, Жобер?
Молодой человек обернулся.
– Панафье! – воскликнул он, и вытерев руку о передник, протянул ее Панафье. – Чему я обязан вашим посещением? Вы пришли позавтракать со мной?
Панафье пожал ему руку и сказал:
– Да, если вы свободны.
– Вы пришли очень кстати – я только что закончил.
И доктор сел на стул, сворачивая новую папиросу.
– Черт возьми! – против воли проговорил Панафье, прикрывая нос платком. – Здесь не особенно весело.
– Ну, – смеясь, возразил доктор, – это дело привычки. Если бы вы знали, как интересно наблюдать после смерти за болезнью, которую вы не смогли победить.
– Какое счастье, что семья покойного не может присутствовать при этом открытии сделанных ошибок.
– Да, вы правы! Сколько знаменитостей лишилось бы своего престижа…
– Знаете что, – сказал Панафье, – хотя я человек не нервный, но, тем не менее я предпочел бы разговаривать в другом месте.
– Закурите папиросу.
– Нет, я ни за что не возьмусь за то, к чему вы только что дотрагивались.
– Ну, в таком случае я буду к вашим услугам через минуту, – смеясь, сказал доктор. – А между тем, входя сюда, вы имели такой спокойный вид.
– Да, но это быстро прошло. Теперь мне здесь очень не нравится. Вам все равно, куда идти?
– Все равно. Очень даже часто, когда у нас бывают продолжительные вскрытия, мы завтракаем здесь.
– Здесь?!
– Да. Вот на этом уголке стола.
– Ах, Боже мой! Нет, знаете ли, я не в состоянии здесь оставаться. Буду вас ждать у дверей зала.
И с этими словами Панафье поспешно бросился к дверям, сопровождаемый смехом докторов. Но так как Панафье был не дурак, то он вернулся обратно и сказал:
– Господа,