девушки работал телефон (собственно, через благоразумно установленное после первой попытки суицида приложение слежки ее и обнаружили, хотя девайс указывал очень неточно). Оттого метод поиска выбран неординарный. Вместо того чтобы собрать пару десятков людей и прощупать весь снег под вышками (чего требует элементарная логика), Ляля дает команду каждому встать под своей вышкой. Когда все займут позиции, Ляля наберет ее номер телефона, кто-нибудь услышит звонок, и мы – вуаля – получим свежий девичий труп в свои руки. Стоит отметить, что между вышками метров 300–400, поэтому товарищей почти не видно и не слышно: переговоры только по рации.
Через час мы, по уши в снегу, бредем – каждый к своей вышке. Ближайшую к дороге занимает Хрупкий. Я встаю у следующей и жду, когда Боб и Волк дойдут до своих позиций.
Громадина из стали, невесть для чего установленная вояками, вызывает трепет. Ванты, уходящие наверх, куда-то во тьму, потрескивают – то ли от морозца, то ли от того, что их долго никто не подтягивал. Какое-то время вдали мелькает фонарь Хрупкого, но вскоре исчезает совсем. Я тоже гашу свой фонарь – чтобы сэкономить заряд аккумулятора.
«А что, если телефон зазвонит под моей вышкой? Надо же пойти посмотреть, там она или нет… А если она еще живая?..» Прихожу к выводу, что лучше бы ничего не звонило, а если бы и зазвонило, то уж лучше труп, чем живая, переломанная девочка.
«Внимание! Тишина в эфире, через минуту будет звонок. Слушайте», – предупреждает Волк по рации.
Секунды текут медленно. Очень медленно. Мне надоело ждать – и я иду вытаптывать снег под вышкой, надеясь найти ее хоть так. В моем случае действие – некая победа над страхом. Волк снова выходит на связь, опрашивает всех – слышали что-нибудь или нет, и, убедившись, что никто ничего не слышал, назначает второй звонок. Потом третий. Я вытоптал уже радиус метров в 5, но с такой высоты, как мне представляется, можно было улететь гораздо дальше, поэтому я продолжаю топтать. В эфире снова появляется Волк:
– Волк Штапичу.
– Штапич в канале.
– Там Хрупкий не откликается ни в рации, ни на телефон, сходи проверь его.
Я иду к Хрупкому, но… у его вышки никого нет. Просто никого вокруг. Тут мне становится по-настоящему страшно. Врубаю фонарь на полную, на все 750 люмен, и осматриваюсь. «Эй», – откуда-то сверху слышу голос. Хрупкий сидит на дереве метрах в четырех от земли.
– Ты че там делаешь?
– Страшно пиздец.
– Че на связь не выходишь?
– Рацию уронил.
– Слезай, блять.
Одним прыжком, как та самоубийца, Хрупкий падает в сугроб, откапывает рацию и закуривает.
– Поехали ко мне после поиска.
– Зачем?
– Травка есть. Не всю тут выкурил.
Причина лютого страха Хрупкого становится понятной. Меня тоже пробирает на панику после травки. Однажды я даже выскочил из такси на ходу – так было страшно. «Поехали».
Через полтора часа Волк высадил нас на Таганке. Мы купили по паре банок пива и пошли дуть. Вернее, Хрупкий пошел догоняться, а я – так, пригубить.