которых особенно выделялся один хохотун лет шестидесяти. Такой же, как Зойка – шумный, несдержанный, правда, в отличие от её корсетно-гипюрового безумия, одет был в серую деловую классику.
Как только Денис отошёл, я потерялась в толпе. Столько людей, и все такие… непростые. И все друг с другом общаются, на ходу потягивая выпивку. А я сама по себе. Даже к столику за фужером подойти стеснялась.
А потом заявилась Боярская. Я не ожидала этого настолько, что даже скривилась от досады. Ведь она, пока мы были в салоне, ни словом не обмолвилась, что тоже приглашена! И Денис ничего не сказал!
Выглядела Ольга подчёркнуто по-деловому, выгодно контрастируя со всеми, в том числе и со мной. Полупрозрачная блуза из белого шёлка, узкая юбка до колен, с высоким разрезом по левому бедру, строгая «улитка» на затылке, красиво стоя́щая чёлка. Изящные длинные серьги.
Её знали. С ней здоровались, радостно помахивая издалека ручкой. К ней подходили, прерывая давно начатые беседы с другими гостями. С ней чокались, к ней подбегали официанты, предлагая обновить бокал. Зойка, облобызав её так же горячо, как и меня, ещё долго что-то активно говорила, держа её за руку. Тот шумный, смешливый мужик, увидев её, крикнул на весь большущий зал:
– Пани Боярская! – и покачал пузатым бокалом в поднятой руке. – Альбер де Монтобер сорок шестого года, специально для тебя, как обещал!
Она тут же поспешила к нему. Чинно расцеловались в щёчки. По его короткому жесту Ольге подали другой бокал с другим, по всей видимости, коньяком. Чокнулись, выпили…
– Самая красивая девушка на этом празднике жизни, и самая одинокая. Непорядок!
Я обернулась. Ему было под шестьдесят, пожалуй. Не славянин, это точно. Возможно татарин – глаза слегка раскосые, но сам не чернявый, скорее рыжеватый. Элегантный. Смотрел в лицо прямо, внимательно, словно изучал что-то в моей реакции на него. А реакция была просто шедевральная – я залилась краской в тон платью и зачем-то поднялась с диванчика. Тут же забегала глазами по залу, отыскивая Дениса, но куда там!
Мужчина протянул руку:
– Каримов Рахмат Рифатович. Но для вас – просто Рахмат.
И мне не осталось ничего, кроме как тоже протянуть ему руку.
– Люда.
– Мм-м! – восхитился он. – Людмила – значит Милая Людям! Тот случай, когда имя говорит за себя! Позволите? – подставил локоть, и мне снова не осталось ничего, кроме как позволить. В неловком молчании мы неспешно подошли к фуршетному столику.
– А ваше имя что значит? – такая глупая, почти детская попытка поддержать беседу.
Но мужчина ответил с заинтересованной готовностью:
– Рахмат – значит милосердие. Так звали моего деда и деда его деда. И когда у меня появится внук, его туже будут звать Рахмат. Такая в нашем роду традиция.
– Здо́рово…
– Может, шампанского? – и он, не давая опомниться, сунул мне в руку фужер. – За знакомство, Людмила!
Чокнулись. Рахмат смотрел