пиликнула сигналка, давая знать, что автозапуск, так и не дождавшись меня, отрубился.
– Ладно, Давид, мне пора, – искренне улыбнулась я. – Приятно было поболтать, передавай привет брату и дяде. И счастливо вам доехать домой. И кстати, будет время – обязательно сходите в местный Морской музей, такого больше нигде в мире нету!
– Давай, землячка! – он неожиданно открыл руки для объятия, и я поддалась душевности момента.
Обнялись, как давние знакомые, и я собралась уже идти, как меня неожиданно дернули под локоть и потащили в сторону.
– Так тебе, значит, ехать пора, да? И куда же, интересно? На блядки?
– Землячка, всё нормально? – тут же окликнул меня Давид.
Я махнула ему рукой:
– Да, всё хорошо, спасибо! – и повернулась к Олегу. – Какого хрена происходит?
– Да, вот именно! Какого хрена? Значит, со мной посидеть у тебя времени нет, а с мужиками левыми тискаться – есть, да? Кто это? – мельком глянул на так и не ушедшего, наблюдающего за нами Давида и склонился ближе к моему лицу. – Любовник?
Я не выдержала, рассмеялась:
– Это последний русский, Серёжа! Он меня понимает и жалеет.3 – И выдернув локоть из его пальцев, пошла прочь.
– Какой ещё Серёжа? – не понял тот киношного прикола. Поспешил за мной. А когда дошли до машины, схватил за плечо, вынуждая повернуться к нему: – Нет, погоди, я не понял, ты чего тут устраиваешь? Это месть что ли? Я же сказал: не истери, на неделю всего лечу! На новый год здесь уже буду!
– О Господи, Олег, да хоть на месяц! – вспылила я. Настроение резко поползло вниз. – Хоть на два, понял? Пофиг мне. По-фиг!
Он охренел. Замешкался, соображая как реагировать.
– Так кто это был?
– Да говорю же, последний русский… – снова начала было я, но он вдруг схватил меня за подбородок, с силой сжал пальцы:
– Детка, ты охренела? Бросить меня решила? На хача́ этого променять?
От неожиданности я попятилась назад, оступилась, но, взмахнув руками, удержала равновесие. В голову ударила кровь. И ярость.
– Руки убрал от меня, сука… – прошипела я сквозь зубы и впечатала ему в грудь бумажный стаканчик с недопитым глинтвейном. По пальцам к запястью тут же потекло ароматное тепло. – И если ещё хоть раз…
Он отпрянул. Нервно стряхнул со своего пижонского пальтишка потёки виноградного сока.
– Ты дура психованная!
– На хренпошёл, урод!
Запрыгнула в машину, бросила на переднее пассажирское бумажный пакет с колбасками и яблоком для Алекса. Потряхивало. Вот чего я так и не смогла преодолеть даже после длительной работы с психологами, так это паники от проявления физического насилия по отношению к себе. Может, это потому, что ни одному из четырёх специалистов я так и не рассказала о том, что пережила в том чёртовом подвале?
Откинула козырёк, глянулась в зеркало: лицо бледное, глаза перепуганные, а на подбородке красные пятна от пальцев Олега. И только теперь почувствовала, что до сих пор больно.