и, возможно, мне самой придется решать судьбу наших с Миролюбом отношений. От этого что-то тревожно сжалось в груди.
– Хванец, если у тебя силы есть, расскажи про доспех. Да мы пойдем. Мы вправду только справиться зашли.
Альгидрас чуть тряхнул головой, убрал волосы с лица и поднял голову:
– На пластине дядьки твоего слова на старокварском, – повторил Альгидрас то, что я уже сказала и без него.
– Откуда они?
– А вот то у отца своего спроси.
– Но домыслы у тебя есть?
Кажется, в эту минуту обо мне напрочь забыли. Альгидрас с Миролюбом смотрели друг на друга, не отрываясь. Альгидрас медленно кивнул.
– Эти слова… древний уговор со Святыней.
– С какой?
– А вот этого я не знаю, княжич. На острове хванов хранился Священный Шар. Для него совершали обряды. Он хранил род. Слова «да не перервется род» – слова договора.
– Но хваны погибли, – Миролюб, прищурившись, прислонился спиной к стене, настраиваясь на долгий разговор. – Прости, Олег. Я понять хочу.
– Погибли, – медленно кивнул Альгидрас, – потому что она не хранила всех – лишь род старосты. Они погибли, но род не прервался. Я выжил.
– Как? Выжил как?
Я покосилась на Миролюба, злясь на его неуместное любопытство. Вваливаться к полуживому человеку и выспрашивать, как погибла вся его родня – это, по-моему, было верхом бестактности. Однако никто из них не обращал внимания на такие мелочи.
– Они взяли меня в обряд.
Миролюб выдохнул и нервно убрал с лица упавшую прядь.
– Ты был в обряде, хванец?
По его тону я поняла, что с Альгидрасом там случилось что-то страшное. Я бросила быстрый взгляд на хванца. По его лицу было невозможно что-либо понять. Он был все так же бледен, на лбу блестели капельки пота, влажные волосы в беспорядке падали на лицо, мешая ему смотреть на Миролюба. Однако он не спешил их убирать, равно как и отвечать на вопрос, который, похоже, не требовал ответа.
– Ты прошел обряд до конца? – все тем же странным голосом спросил Миролюб и покосился на меня. Мне даже не пришлось притворяться испуганной – я и так в ужасе переводила взгляд с одного мужчины на другого. Миролюб выглядел так, будто был близок к тому, чтобы схватить меня в охапку и опрометью броситься прочь из этого дома – столько тревоги было в зеленых глазах. Однако, когда Альгидрас заговорил, он просто перевел на него взгляд и остался стоять, прижимаясь спиной к стене.
– Прошел, княжич. И выжил, как видишь, – взгляд Альгидраса был тяжелым. – Я не мог умереть. Святыня хранила.
– Так это не сказки? – в голосе Миролюба слышалось недоверие. – Если хранит, так и от стрелы не погибнешь?
– Коль нужен ей, не погибнешь.
Миролюб пожевал губу, словно размышляя.
– Так то хванская Святыня. А ты сказал, что те же слова на моей пластине да на кварском. Что это значит?
Альгидрас