кружек, а Алиса важно шла впереди, расчищая ему дорогу возгласами:
– Осторожно! Дайте пройти! Горячее несём!
Эркин старался не смеяться, чтобы ненароком не расплескать действительно горячий чай, но Женя и Владимир хохотали от души.
– Ну вот, – гордо сказала Алиса, когда Эркин поставил кружки на столик. – И ничего я не помешала, а даже помогла.
Отсмеявшись, Эркин сел в угол, и Алиса заняла своё законное место на его коленях.
Сверху спустилась Оля, но не успели все сесть за стол, как в их отсек заглянул тот самый парень, что первым назвал Алису генералом. В руках у него был большой кулёк из газеты.
– Генералу чай сладкий положен, – весело заявил он. – Держи.
Положил кулёк на стол и ушёл. Женя растерялась, а Владимир только улыбнулся.
– Ну-ка, посмотрим, чем они генерала чествуют, – и уверенно развернул кулёк.
На столик посыпались конфеты, пряники и плитка шоколада. Алиса радостно взвизгнула, но Женя нахмурилась. Насупился и Эркин.
– Когда с добром, на добро и идёт, – пресёк непрозвучавшие возражения Владимир и подмигнул Алисе. – Давай, хозяйка, распоряжайся.
Сосредоточенно хмуря белые брови, Алиса стала делить конфеты и пряники. Конфеты, хоть и разные, но разделились поровну. Пряники Эркин разрезал ножом, и тоже на всех хватило. А шоколад… Алиса горестно вздохнула, бережно держа большую без обёртки плитку, покосилась на Женю, на Эркина, вздохнула ещё раз.
– Разрежь и её, Эрик.
Эркин разделил ножом толстую плитку на пять равных частей, и Алиса раздала шоколад, конфеты и пряники. Всем поровну и себе последней. И стали пить чай. К удивлению Алисы, шоколад оказался несладким.
– Это лётчицкий, – объяснила Оля. – Лётчикам в пайке дают. Он сытный.
За окном было уже совсем темно, в вагоне горел яркий свет и опять… пели, смеялись, плакали, ругались…
– Уф, хорошо как, – Оля допила свою кружку и положила её боком на стол. – Давайте, что ли, и мы споём.
– Водки не пили, так с чего петь? – хмыкнул Владимир. – Или ты с чая захмелела?
А чего ж нет? – засмеялась Оля. – Что мы, хуже других? Ну, подтягивайте.
Она села поудобнее, прислонившись к стене, словно для пения ей была нужна опора, и запела. Владимир улыбнулся.
– Слабая у тебя голова, коль от чая хмелеешь.
И стал подтягивать.
Эту песню Эркин знал. Её пел Андрей ещё на выпасе, и по-русски, и по-английски. И он свободно присоединился к поющим. Тогда эти слова рвали ему душу до подступавших к глазам слёз, но сейчас он пел спокойно. И, к его радостному изумлению, Женя тоже запела. Алиса переводила внимательный взгляд с одного поющего на другого, и наконец её тоненький голосок неожиданно точно вступил в песню.
– Жди меня, и я вернусь, – старательно, явно не думая о мелодии, выговаривала Оля.
Пели, не думая, слышит ли их кто или нет, пели для себя. И закончив одну песню, начали другую. Ещё ни разу Эркин не получал такого удовольствия от пения. Даже… даже на выпасе. Нет, там они тоже пели для себя, но всё равно это было… не так, не совсем так. И впервые пожалел,