и еще раз пробежала ее глазами: «…руки у Вас, как у отца вашего, золотые»…
– Он тут, – медленно, еле двигая губами, произнесла Катя, – какого отца имеет в виду?
– Вашего, Екатерина Августовна, – подтвердила Анна. – Папа вначале сомневался, говорил, что может просто совпадение такое. – И оглянулась на заведующего, как будто опасаясь чего-то…
– Ну-с, – воодушевился Дмитрий Сергеевич, – раз претензий у родственников не имеется, я вам, Екатерина Августовна, только выговор по отделению объявляю, так сказать, без занесения.
Он привстал над столом, опираясь большими пальцами на столешницу, давая понять, что аудиенция закончена, а его время – дорого.
– Как выговор?! – набрала воздух в легкие Анна… Но Катя, схватив ее сильной рукой, потащила за собой в коридор, на ходу кивая начальству:
– Да, Дмитрий Сергеевич, спасибо, я поняла… без занесения…
– Должен же я как-то отреагировать, – успел ответить шеф прежде, чем обе женщины вышли из его кабинета в больничный коридор.
Катя все еще держала Аню за руку. Та, подняв на нее опухшие от слез глаза, предложила:
– Может, мы куда-нибудь пойдем? Из слов отца я поняла, что разговор с вами не подлежит огласке.
– Да, согласилась Катя, – здесь недалеко есть забегаловка – для местных алкашей. Народу немного, а готовят, как ни странно, вкусно.
– Что же, алкаши не люди, что ли? – Аня была еще способна философствовать.
– Когда трезвеют, – парировала Катя, – и могут отличить качественные сосиски от дерьма. И потом, когда они трезвеют, у них просыпается обостренное чувство достоинства, – говоря это, она на ходу сняла халат и повесила его на ближайшую в коридоре стойку для одежды медперсонала. Халат был именной – с надписью на нагрудном кармашке: «Андреева Е.А., хирургическое отделение № 1».
Они спустились по центральной лестнице главного корпуса клиники в вестибюль первого этажа. Взяли пальто из гардероба. У одной оно было короткое бежевое, – чтобы удобно было носить с брюками. У другой – тёмно-синее макси, позволявшее комбинировать его, когда нужно, и с платьями, и с юбками.
Женщины вышли из здания клиники. Катя повела свою защитницу «черным» ходом, там, где предпочитала прокладывать маршрут сама. Они пересекли больничный двор для служебных машин и «Скорой помощи», липовую аллею, пролезли через дыру в бетонном ограждении, перебежали улицу и вошли в дверь, над которой было написано «Сосисочная».
Судя по тому, как автоматически Катя брала поднос, вилки-ножи, заказывала блюда у раздаточного окна, Аня поняла, что доктор здесь бывает часто. Та, ставя тарелки на выбранный у окна столик, словно прочитав ее мысли, посмотрела Анне в глаза, сказала:
– Из наших сюда никто не ходит – брезгуют. А мне нравится: чисто, вкусно без затей, все заняты собой и разговаривают об уважении. А я еду простую люблю: капусту тушеную, гречневую кашу, – и она, щедро положив горчицу на кусок сосиски, отправила ее в рот. – А гречка, вообще, и диетический, и диабетический, и антионкологический