впечатление образованного человека. Их похоронили в братских могилах. Газеты подвергались цензуре, радио было под запретом, а средние школы и университеты нацисты закрывали на том основании, что образование нужно полякам только для того, «чтобы они знали, для чего предназначены в силу своего этнического происхождения»[55].
*) –[56] Джон Гилкс
Польских женщин ведут на расстрел. 1939 год.
Предоставлено Национальным цифровым архивом Польши
В самом низу расовой иерархии находились евреи, которых Гитлер вообще не считал людьми – скорее, паразитическим подвидом человека, стремящимся уничтожить немецкий народ. Гитлер пригрозил истребить всех европейских евреев, если «международные еврейские финансисты» спровоцируют новую мировую войну. Однако осенью 1939 года нацистское руководство еще не до конца сформулировало свои планы в отношении евреев. В результате оккупации Польши под властью нацистов оказалось два миллиона евреев – в десять раз больше численности еврейского населения Германии. В сентябре Рейнхард Гейдрих, заместитель главы СС, разъяснил своим подразделениям, что еврейский вопрос нужно решать постепенно. Он приказал сосредоточить евреев в городах и подготовить их к выселению в резервацию у новой границы с Советским Союзом. Евреям предписывалось носить на рукаве или на груди «звезду Давида» и так же помечать свои магазины и мастерские. Их подвергали всяческим преследованиям. «Приятно наконец… иметь возможность разобраться с еврейской расой физически, – заявил Ганс Франк в своей речи в ноябре. – Чем больше их умрет, тем лучше»[57].
Витольд наверняка читал официальные указы Франка, расклеенные на фонарных столбах по городу. Он понимал, что немцы хотят уничтожить Польшу, разорвав ее социальную структуру и натравив этнические группы друг на друга. Но он видел и проявления протеста: листовки со словами «Нам плевать» (буквальный перевод польского выражения звучит так: «Вы у нас глубоко в заднице») и гигантский плакат в центре города с изображением Гитлера, которому пририсовали закрученные усы и длинные уши. Это внушало надежду. Девятого ноября Витольд связался со своим товарищем Яном Влодаркевичем и организовал встречу потенциальных новобранцев в квартире своей невестки в Жолибоже, районе на севере Варшавы. Витольд шел по мокрым от дождя улицам. Он торопился: нужно было успеть до семи часов вечера, до наступления комендантского часа[58].
Его невестка, Элеонора Островская, жила в двухкомнатной квартире на третьем этаже. Хотя Жолибож пострадал от бомбежек меньше, чем другие районы города, в большинстве квартир были выбиты окна и отсутствовало электричество. Элеонора открыла дверь и впустила Витольда. У ее ног ползал двухлетний сын Марек. Витольд и Элеонора были едва знакомы. Элеонора, жена брата Марии, была милой, крепко сложенной тридцатилетней женщиной с тонкими губами, бледно-голубыми