и нос, после чего кровь густой струей полилась по морде медведя. Зверь рассвирепел. Он в приступе ярости бросился к затихшему псу и схватив, с силой швырнул его в чащу, после чего снова набросился на перегородку.
Перегородка – эта ветхая защита из досок и брусков столь древних и, казалось, непрочных – прогибалась под напором тяжелой туши, но сдерживала яростный натиск. Непонятно как, но эти ветхие на вид доски преграждали путь в пещеру. Они, словно живые, стонали под натиском зверя и с каждым новым ударом стон их становился все громче и громче. Егор, словно околдованный, смотрел, как зверь бьется о перегородку, не в силах оторвать взгляд от этого жуткого зрелища. Он не видел трухи, которая отлетала от перегородки при каждом ударе зверя, не слышал треска досок – он не отрываясь смотрел в горящие злобой и яростью глаза медведя, взгляд которых пронизывал Егора до самой глубины сердца.
Егора словно окутала звенящая тишина и все происходящее замедлилось на столько, что, казалось, ничего не происходит. Щепки и труха, летящая от перегородки, разрушаемой зверем, словно повисли в воздухе. Рычания зверя не было слышно. Сам зверь, казалось, перестал двигаться и только смотрел на Егора своими глазами. Все это продолжалось доли секунды, но Егору показалось, что он смотрит в эти красные глаза уже целую вечность.
Зловонное дыхание медведя жарко обдало Егора и он, завороженный происходящим и наблюдающий за всем в окутавшей его звенящей тишине, но не видящий при этом ничего, пришел в себя и, словно сбросив какую-то пелену, сразу услышал и увидел все происходящее вокруг. Он услышал страшный визг Маринки, услышал рык медведя, треск ломаемой, но все ещё держащейся под напором медведя перегородки. Увидел когти медведя, мелькающие прямо у его лица, и только тогда отпрянул назад, вглубь шахты. Повернувшись к Маринке, Егор схватил её за плечи и, сильно тряхнув, заставил замолчать.
Собравшись, Егор еще раз осмотрелся. Собственно деваться было некуда – выход, прикрытый шаткой и непрочной преградой, был полностью во власти зверя. С другой стороны, зияя устрашающей темнотой, развернулся вход в глубину шахты, давно забытой и обладавшей столь дурною славой, что только совершенно отчаявшийся человек согласился бы пойти туда по собственной воле. Но сейчас был именно такой момент, когда отчаяние, уже пробирающееся колючим холодом в душу Егора, могло заставить его пойти в эту темноту. И со стороны перегородки и со стороны самой шахты Егора и Маринку не ожидало ничего хорошего. Но если за перегородкой погибель была неминуемой, то в шахте их еще могло ждать спасение. Его могло и не быть, этого спасения, но одна только надежда на саму возможность спасения, заставляла выбрать именно этот, пусть и страшный, но единственный путь.
– Нужно идти! – задыхаясь от волнения, выдавил из себя Егор. – Нужно идти!
– Куда?!!! – еще ничего не понимая, но уже начиная приходить в себя, всхлипывая произнесла Маринка.
– В шахту. Только в шахту.
Маринка оглянулась. На какое-то