Что – то я говорил, увещевал его, но стоило мне дотронуться до решётки, как «азиат», издавая злобное клокочущее рычание, не поворачивая головы, переводил на меня взгляд полный презрения и ненависти. Кроме своих хозяев он не хотел никого видеть и, судя по всему, разлуку с ними он связывал со мной. Завтра я рискну, на всякий случай возьму у ребят горловик и дресс рукав, во дворе припрячу корм и выпущу его. Пусть он считает, что корм нашёл сам, что это еда не от меня, может быть, так он поест.
Утро следующего дня пришло морозным и совершенно безветренным, как – то необычно тихо было во дворе. Почему – то мне стало не по себе. Было так тихо, что отчётливо слышалось шуршание снега в воздухе. И странное, ни на что не похожее ощущение, будто вокруг есть ещё кто-то, жуткий и невидимый. Тишину, как будто исчезли звуки мира, несла его холодная сущность, этот кто – то был здесь и, соприкасаясь с одеждой, сыпавшийся снег усиливал единственно оставшийся, странный мистический шуршащий звук. Рыжий лежал в той же позе, положив голову на передние лапы и закрыв глаза. Пар уже не шёл из его ноздрей, снежинки таяли на пока ещё тёплой голове, поза была спокойной, как будто он задремал. Остывающее тело не было обезображено смертью, в последние секунды он не вытянулся в судорогах, а тихо заснул. Я впервые дотронулся до его блестящей медной шерсти, провёл рукой по голове, шее и холке.
Под головой мёртвой собаки я увидел майку мальчика. О ней я забыл. Двое суток Рыжий прятал и оберегал эту тряпку, её умирающий от тоски и голода алабай не был согласен обменять на жизнь и голубцы с бульоном.
Это было единственно оставшееся, что связывало его с той, другой жизнью, с двориком, хозяйкой и мальчиком, с возможностью быть преданным и верным.
Осколок ушедшей эпохи.
– Мне сказали, что Вы любите таких собак. Хотите? Могу продать. Мне ее неделю назад в Бухаре дали. Очень хорошая собака, но моя жена не хочет и не любит её.
Обсыпанные сахаром интонации голоса преподавателя сельхозинститута меня насторожили, что – то здесь не так. Если щенок такой замечательный, то почему он его продаёт?
Пожалуй, я единственный в Самарканде, кто может купить щенка – суку за такую сумму. Местная порода, она не в цене. Если собачка понравится, то я её куплю, но почему у этого преподавателя такая натянутая улыбка, и почему в разговоре он заглядывает в глаза вороватым бегающим взглядом беспризорника, пытаясь угадать мою реакцию? А – а, хочет продать дарёную собаку, или они не хотят содержать суку, здесь все отдают предпочтение кобелям.
Осмотр собачки занял не более двух минут. Это была сука – абориген месяцев около девяти. Я давно хотел именно такую собаку. Даже масть моя любимая – палево – белая. Щенок был туркменского типа, короткошерстный, грубого сложения, с замечательными крупными белоснежными зубами и идеальным прикусом, объёмной мордой и великолепной головой, в дальнейшем обещающей быть ещё интереснее. При её худобе бросалась в глаза хорошо развитая грубая рельефная мускулатура. Некоторые