сдержанно ответил я, стараясь ни словом, ни тоном не потревожить ледяной карниз, уже давший трещину и готовый вот-вот обломиться. – А ты не поторопилась с таким решением?
– Напротив, я слишком затянула с этим решением.
Только не делай резких движений! – сказал я сам себе. Не надо говорить ей то, что уже висит на кончике языка: скатертью дорога! Пусть все идет своим чередом. Пусть почувствует, что я спокоен, что не рву на себе волосы, не мечусь в отчаянии. Спокойствие, как зараза, передается другим. Я посмотрел на часы. Без четверти шесть. Маринка освободится, когда заберут последнего малыша, а это не раньше семи вечера. Она работает воспитательницей в детском саду. Считай, в сумасшедшем доме. Ей тоже нужна релаксация. В этом смысле у нас с ней одни проблемы и единые цели. Но ждать до семи тоскливо. Коньяк закончится, и что потом? Надо звонить Катюше. Она пашет в супермаркете и сдает кассу ровно в шесть. В полседьмого она уже будет стоять под душем в моей ванной.
– Что ж, это твое право, – ответил я. – Хотя такие решения нельзя принимать сгоряча…
– Только, пожалуйста, не надо давать мне советы, – оборвала меня Ирина. – Мое дело предупредить тебя.
– О чем предупредить, Ириша?
– Второй день под окнами офиса стоит машина. Черная «девятка» с тонированными стеклами. Скорее всего, из нее следят за твоим агентством.
«Твоим агентством»… Детский сад какой-то! Отдавай мои игрушки и не писай в мой горшок.
– Может, тебе показалось? – спросил я.
– Может, и показалось, но этот вопрос меня уже меньше всего волнует. Я сказала тебе все, что посчитала нужным, и теперь ухожу с чистой совестью.
У Иришки от обиды уже крыша поехала! Я сам иногда замечаю, что мною овладевают навязчивые подозрения: то кажется, что кто-то прослушивает наши телефоны, или в кабинете пахнет синильной кислотой, или же за окнами мелькают злобные физиономии наемных убийц. А чему удивляться? Пять лет возглавлять частное детективное агентство – это не шоколадный цех кондитерской фабрики. От нескончаемых криминальных ребусов и кроссвордов запросто можно двинуться мозгами и заполучить синдром навязчивых идей…
Наш разговор закончился. Ирина предоставила мне возможность послушать короткие гудки. Я зачем-то потряс трубку, словно хотел выудить из нее еще какие-нибудь слова, и воткнул ее в гнездо. Буженина из свиного окорока, который я, следуя старинному рецепту, натер солью, перцем и базиликом, подгорела в духовом шкафу. Я выставил дымящийся противень на подоконник и распахнул окно. Поддел вилкой черную шипящую корочку и отпилил ее ножом. Хрустит на зубах и горчит изрядно. Если запивать красным вином, то ничего, сойдет. Маринка в восторге от того, как я готовлю. Она в своем детском саду ничего другого не видела, кроме молочной каши и овощного супчика.
– Мариш, – сказал я в трубку. – Ты что предпочитаешь – «Каберне» или «Мерло»?
В ухо ворвались жизнерадостные звуки средней группы: детский визг, крики, мелодичные перепевы игрушек, беспорядочный барабанный бой, плач и смех. И на этом пестром