Я сказалъ вамъ, что не знаю, надолго ли я пріѣхалъ....
«Какъ онъ помнить всѣ свои слова, – подумала она, – это непріятно».
– Что это отъ васъ зависитъ....
Она все ниже и ниже склоняла голову и не знала, что она отвѣтитъ на приближающееся. И еще ничего не случилось, но ей всей душой было жалко его – и себя.
– Можетъ быть, я съумасшедшій и надѣюсь на то, чего нельзя. – Лицо его дѣлалось все мрачнѣе и мрачнѣе. – Я пріѣхалъ за тѣмъ, чтобы предложить вамъ себя, свою руку, свою любовь. – А … быть моей женой.
Онъ поглядѣлъ на нее изъ-подъ опущенныхъ бровей такъ, какъ будто ждалъ только отказа. Она тяжело[500] дышала, не глядя на него; но какъ только онъ замолкъ, она подняла свои[501] свѣтлые, ясные глаза прямо на него и, увидавъ его[502] холодное, почти злое выраженіе, тотчасъ же отвѣчала то, что непосредственно пришло ей.
– Ахъ, зачѣмъ вы это говорите. Я не… Это нельзя, это невозможно, простите меня…
Онъ видѣлъ, что она съ трудомъ удерживаетъ слезы. <Какъ онъ сидѣлъ, такъ и остался, ухватясь обѣими руками за ручки креселъ и уставившись за уголъ висящаго со стола ковра, и на лицѣ его остановилась злая усмѣшка надъ самимъ собой.
«Еще бы, какже это могло быть?»[503] думалъ онъ, не поднимая глазъ, сидя неподвижно передъ ней и чувствуя, какъ, точно волны, наплывала и сплывала краска на его лицѣ.
Молчаніе продолжалось съ секунду. Наконецъ онъ поднялъ глаза. Онъ сказалъ:
– Простите меня, – и хотѣлъ встать, но она тоже начала говорить:[504]
– Константинъ Дмитричъ, будьте великодушны,[505] я такъ привыкла смотрѣть на васъ какъ на друга…
– Не говорите, – проговорилъ отрывисто, всталъ[506] и хотѣлъ уйти.
Но въ это самое время вышла Княгиня,[507] недовольная, но улыбающаяся своей четверговой улыбкой. Она сѣла и тотчасъ же спокойно начала говорить о томъ, что ей не было интересно и потому не могло быть ни для кого интересно. Онъ сѣлъ опять, ожидая пріѣзда гостей, чтобы уѣхать незамѣтно.[508]
Минутъ черезъ пять вошла пріѣхавшая подруга Кити, прошлую зиму вышедшая замужъ, извѣстная умница и болтушка Графиня Нордстонъ.
Графиня Нордстонъ была сухая, желтая, съ черными блестящими глазами,[509] болѣзненная и нервная женщина. Она любила Кити всей силой своей души, восхищалась, гордилась ею.[510] Любовь ея къ Кити, какъ всегда любовь замужнихъ къ дѣвушкамъ, выражалась только въ одномъ – въ желаніи выдать Кити по своему идеалу счастья замужъ. Левинъ, котораго она часто у нихъ видала, прежде былъ ей противенъ и непріятенъ, какъ[511] что то странное и чуждое, но теперь, когда онъ мѣшалъ ея плану выдать Кити за Удашева, она еще болѣе не благоволила къ нему. Ея постоянное и любимое занятіе при встрѣчѣ съ нимъ состояло въ томъ, чтобы шутить надъ нимъ.
– Я люблю, когда онъ съ высоты своего величія смотритъ на меня и или прекращаетъ свой умный разговоръ со мной, потому что я глупа и мнѣ не по силамъ, или онъ снисходитъ до меня; я это очень люблю: снисходить. Я очень рада, что онъ меня терпѣть не можетъ.
Она