в простых ОЗК,
Шла пожарная рота в атаку.
ТВЭЛы сплавились мигом, что им?
Смена сделать успела, что надо,
Чтоб десяток-другой Хиросим,
Не разросся из этого ада.[26]
Мало кому тогда приходило в голову, что расчеты Кибенка и Правика лишь открыли бесконечный список жертв катастрофы, конца которому в обозримом будущем не предвидится.
Тридцатикилометровая зона вокруг рукотворного апокалипсиса была официально объявлена районом бедствия. Сотни мобилизованных для эвакуации автобусов потянулись в обреченные города, очутившиеся на гиблой земле. В них пускали только с ручной кладью, да и с той порой доводилось расставаться, на постах дозиметрического контроля зараженные вещи неумолимо изымались. Хуже бывало, когда счетчики Гейгера принимались яростно трещать у одежды или голов беженцев. На подступах к Киеву были развернуты фильтрационные пункты, где следующие из Припяти машины и их пассажиры проходили дезактивацию. Автобусы тщательно мыли, беженцами занимались медики.
– Хорошенькие дела, – сказал в те дни матери Ростик. – Я тут Витьку недавно встретил.
– Какого Витьку?
– Романова, из моего класса. Помнишь его?
Витя Романов был одноклассником Ростика, после школы, с первой попытки поступившим в медицинский институт.
– Это у которого родители врачи? Помню, конечно. А что с ним?
Его в Иванков[27] отправляют. Беженцам помогать. Так он мне по секрету сказал, что им велели закрывать глаза на симптомы лучевой болезни, и всем, кому можно, лепить ОРЗ.
– Кто велел? – подавилась Нина Григорьевна.
– Почем мне знать? Он не сказал. С них, вроде, и подписочку о неразглашении взяли.
– Если он дал подписку, то чего языком как помелом метет?! – разозлилась Нина Григорьевна.
Ростик пожал плечами:
– Не веришь?
Нина побледнела, снова вспомнив Новочеркасск. Шум толпы, и солдат, перекрывших улицы мирного города. В Новочеркасске не было ни империалистов, ни фашистов, так что свалить вину оказалось не на кого. Все сделали так называемые НАШИ, которые, как правило, страшнее чужих.
– Что с тобой, мама? – Ростик взял ее под руку. – Ты – как призрак увидела.
Нина Григорьевна замотала головой:
– Ничего. Болтай поменьше.
Едва крохотному Богдасику (бабушка настаивала на имени Григорий, но оба родителя решительно воспротивились, и она сдалась, затаив обиду) исполнилось два месяца, Нина отправила его в Ужгород, естественно, с мамой и папой.
– Хотя бы до сентября поживете, – говорила она с перрона. Ростик и Ольга махали из купе. – В Закарпатье и воздух чистый, и продукты безопасные.
В Киеве они замучились сомнениями, что съесть, а чего, пожалуй, не стоит. Это был вопрос из вопросов. Лето – пора овощей и фруктов, ударная страда для любителей домашней консервации и время набирать запасы витаминов на зиму. Лето 86-го года стало исключением из правила, потому что вопрос