канала Набросова Михаила Михайловича года три? – Получив одобрительный кивок от телевизионщицы, Люша продолжила:
– В силу занимаемой должности она обладала закрытой, возможно, негативной информацией относительно деятельности своего ведомства и шефа?
– Это уж к гадалке не ходи! Викуська никогда не посвящала меня в «эту грязь». Это ее слова. Конечно, никто вам ничего не расскажет и документов не покажет. Смешно и рассчитывать. Но вот в чем я уверена абсолютно – нет, железобетонно! – Молева шлепнула пышной ладошкой по столу: – Никогда Бассет не сделал бы ей ничего плохого. Да он руку и сердце ей предлагал! Можете себе представить?! – Ирина торжествующе выпалила в лицо Люше это откровение и ждала бурной реакции, словно женитьба двух коллег оказывалась равносильной бракосочетанию Михайловой с Бараком Обамой.
– Нет, вы не понимаете! Дело не в Толе – этом вечном Викином младенце. Дело в Набросове. Он женат на родной сестре… – И Ирина шепотом назвала фамилию одного из самых богатых людей России.
Вот здесь Люша прониклась экспрессией Молевой. Развод Бассета сказался бы на его карьере плачевно: брат гипотетической брошенки владел бо´льшей частью акций здешнего канала.
Подружка Михайловой удовлетворилась реакцией сыщицы и продолжила:
– Викуська не была ангелом во плоти, но и сучкой расчетливой тоже не являлась. Она принимала с прохладцей ухаживания Бассета, но когда дело приняло скандальный оборот – жена Набросова чуть не покончила с собой, – Виктория просто уволилась. В никуда. С ее-то зарплатой и положением!
– А Набросов или его жена не могли мстить Виктории? – Люша скинула шубу, пристроила ее на спинку стула и уселась нога на ногу, подавшись к свидетельнице. Молева оценивающим взглядом прошлась по обтянутой брючным костюмчиком фигуре Шатовой и заскучала.
При кажущейся эфемерности дознавательша выглядела дамой «приятной во всех отношениях»: с пышным бюстом и округлыми бедрами.
– Во-первых, скандалы – лишнее внимание, а гибель Михайловой – это, конечно, скандал – не в их интересах. Такими состояниями и должностями не шутят. Во-вторых, повторяю, – Молева снова хлопнула по-учительски ладонью по столешнице, – Михал Михалыч действительно полюбил Викуську. Прямо-таки христианской любовью. Судя по тому, что мне рассказывала Вика.
– А Виктория любила мужа и… – подхватила Люша, но Ирина перебила ее:
– Мужа она, конечно, любила… по-своему. – Молева поморщилась, подбирая слова. – Как вам объяснить? Она стала скрытной. Она в какой-то момент вообще стала другой. Красивая, звездная, даже веселая, но… не Вика. Чужие, может, не замечали перемены. Ее ведь многие не любили: выскочка, задавака, начальница. А была-то редакторшей в международном отделе много лет. Знаете, что это такое? Сиди на перегоне из Вашингтона или Каира, принимай чужие репортажики. Ну, два слова вырежи, если выпускающий скажет. – Молева взяла пульт, сделала погромче звук в телевизоре, висящем на стене – на экране шла заставка «Новостей». Ведущая со скорбным