мере я не слышал о ее смерти. Ее зовут Эмилия Ложникова.
– Значит, не все, кто позирует Артынову, обречены на гибель? – поддел художника Лавров.
– Во-первых, тенденция уже наметилась, – возразил тот. – Во-вторых, в ту пору Сема еще…
– …не якшался с сатаной? – улыбнулся товарищ.
Рафик насупился и замолчал.
– Ладно, извини.
– Сам сравни, как он писал тогда и сейчас! – горячился Грачев. – Контраст разительный. Неужели не видно?
– Я не эксперт в живописи. Что произошло после их разрыва?
– Эми вышла замуж, Артынов спустя пару лет тоже женился.
– В отместку?
– Нет. Просто ему понадобился кто-то, на кого можно опереться, поделиться болью. Кроме того, выживать вдвоем было легче. Жена Артынова работала декоратором в театре, получала неплохую зарплату. Они сняли квартиру, некоторое время были счастливы.
– Значит, Артынов женат?
– Разведен. Два творческих человека редко находят взаимопонимание.
– Я думал, наоборот, – искренне удивился Лавров.
– В богемных кругах прочные семейные узы скорее исключение, чем правило. Искусство – особый мир, и каждый ищет в этом мире собственный путь. К сожалению, пути у разных людей не совпадают, – печально констатировал Рафик. – Светлана упрекала мужа, что тот сидит на ее шее. Он критиковал ее профессию. Дескать, она зарыла свой талант в землю, променяла вдохновение на тридцать сребреников. В пылу ссор Сема называл жену мазилой. Декоратор, мол, себе не хозяин, он творит в рамках, определенных содержанием пьесы и волей режиссера. Света обижалась, ссоры переросли в скандалы, и в конце концов Артыновы развелись.
– Как давно?
– Около двух лет назад. Расстались лютыми врагами. Сема до сих пор слышать о Свете не может без содрогания. Они растоптали самолюбие друг друга, а такое не прощается.
– Н-да…
Лавров решил проверить свою интуицию, ища среди женских лиц на стенах образ Светланы Артыновой, но сдался и попросил помощи у Рафика.
– Сема жену не писал, – ответил тот.
– Почему?
Бывший одноклассник пожал узкими плечиками.
– У каждого мастера свои причуды. Дуновение Музы легко спугнуть, она ревнива, как любящая женщина.
– К другим натурщицам Муза не ревнует? – усмехнулся Лавров. – Только к женам?
– Может, Светлана сама не хотела позировать. Чужая семья – потемки.
Лавров не понимал до конца, зачем задает все эти вопросы. Он действовал по наитию, как действовал бы на его месте любой толковый сыщик. Чутье выше логики. Это понимание приходит не сразу. К Роману оно пришло после нескольких необычных расследований, проведенных совместно с Глорией. Ее подход в корне отличался от того, к чему привык бывший опер.
Он еще раз обошел мастерскую Артынова, вглядываясь в лица женщин и пытаясь ощутить атмосферу, которая здесь царила.
– А где эскизы или наброски, сделанные с погибшей модели?
– Ты тоже заметил? – оживился Рафик. –