до Глории дошло, что за «лунные камешки» хранились в шкатулке.
– Значит, вы хотите избавить сына от алкогольной зависимости? – по-врачебному выразилась она.
Федотовна, продолжая разглядывать потрескавшиеся носки своих сапожек, энергично кивнула.
– А не страшно просить у лукавого?
– Страшно, – быстро, мелко перекрестилась баба. – Но я на себя грех возьму! Больно сына жалко. Один он у меня, кормилец. Окочурюсь, похоронить некому будет. Сопьется ведь… пропадет!
Глория задумалась. Почему бы ей не помочь бедной женщине, которая потеряла мужа и теряет сына? Не будет большой беды, если она даст просительнице камушек из Агафоновой шкатулки.
Федотовна по-своему истолковала ее колебания и вытащила из кармана завернутые в носовой платок сбережения, отложенные на черный день.
– Вот, все, что есть, – протянула она деньги. – Не побрезгуйте.
– Не надо, – очнулась «колдунья», как прозвали в деревне новую хозяйку коттеджа.
– Без платы нельзя, – серьезно возразила Федотовна. – Не поможет «лекарство».
– Тогда лучше картошки нам дайте, морковки, капусты.
– Картошки? Ладно! – обрадовалась просительница. – Деду Сергуне скажу, чтобы завтра же привез. У него лошадь с телегой. Завтра же и доставим. Значит, поможете?
– Куда деваться? Идемте в дом.
Федотовна оглянулась по сторонам и замотала головой. Ей было боязно заходить в «ведьмино логово», но и во дворе стоять неловко. А ну, как кто из соседей увидит? Слухи поползут по деревне: мол, Евдоха Майданова совсем чокнулась, с нечистым якшается. Хотя молодая приветливая женщина в спортивном костюме ничем не походила на ведьму, просительница вся взмокла от волнения.
– Не пойду, – нахмурилась она. – Здесь подожду.
– Здесь не получится. Не хотите в дом, пройдите в беседку. Под открытым небом такие дела не делаются.
На это Федотовна согласилась. В беседку можно. И в дом заходить не придется, и от любопытных глаз подальше.
Она опасливо уселась на деревянную лавку под увитой плющом крышей беседки, а Глория быстро взошла на крыльцо дома и скрылась за дверью. Потянулись напряженные минуты ожидания. Было слышно, как орудует метлой громадный слуга да трещат неугомонные сороки на дереве.
– Кыш! – прикрикнула на них Федотовна. – Кыш вы, трещотки!
Ладони у нее вспотели, и она вытерла их о полу куртки, мысленно прося прощения у Господа. На что только не пойдет мать ради своего родного дитяти.
Сады в Черном Логе почти осыпались. Ветер сбивал с ветвей последнее золото. Только зимние яблоки алели на голых деревьях да пунцовые гроздья рябины. С неба лилась пронзительная синева, солнце купалось в разноцветной от палой листвы речке. От этакой красоты аж дух захватывало и казалось, что есть в жизни и любовь, и счастье, и покой…
Федотовна вздрогнула, когда перед ней словно из-под земли выросла хозяйка коттеджа. На самом деле Глория не подкрадывалась и не собиралась пугать и без того напуганную просительницу.