я увидел нечто, что поглотило мое внимание. Обычно днем телевизор не работал. Но тут Пенни оставила его включенным, и то, что я увидел, было незабываемо. Видение, которое навсегда сохранится в моей памяти. Я инстинктивно поднял торчком уши и склонил голову набок.
«Вау-в!» – громко гавкнул я, но никто меня не услышал. На экране, на фоне умытой дождем улицы, пел и танцевал мужчина. Он кружился, двигаясь по тротуару, постукивал каблуками, дирижируя зонтиком. Каждое его движение было наполнено изяществом и романтикой. Для щенка, который спотыкается о собственные лапы, он был воплощением вселенского равновесия и контроля. Я смотрел не отрываясь, настолько поглощенный зрелищем, что не заметил, как Пенни вновь уселась позади меня в кресло с чашкой свежего чаю. Она погладила меня по голове – жест, который заставлял меня замереть. Всякий раз, когда она до меня дотрагивалась, я был уверен, что сейчас она поднимет меня, отвезет в город и оставит где-нибудь на углу. Но нет, она вновь откинулась на спинку, грызя печенье, захваченная, как и я, этим музыкальным волшебством.
Но когда музыка достигла высшей точки, мой старший братец врезался в меня, сбив с лап и заставив скользить по деревянному полу, как по льду.
«Что ты стоишь здесь? – завопил он. – Если будешь смотреть телевизор, станешь комнатной собачкой».
Но, распластавшись по полу, я не отрывал глаз от экрана, пока звучала песня, до самой последней ноты. Потом я посмотрел на него и произнес: «Смотреть телевизор – это одно, но я же буду там выступать!»
В ответ на это он широко раскрыл глаза и встряхнулся.
«О боже! – сказал он. – В рекламе кошачьих туалетов?»
«Я серьезно! – я снова указал на экран. – Когда-нибудь я тоже буду так танцевать. Вот увидишь».
Братец осмотрелся, как будто хотел проверить, слышит ли кто-нибудь еще мое заявление. Потом зашел за диван и подозвал меня к себе. Если бы люди понимали язык животных, они вряд ли поддержали меня в ту минуту, даже Пенни. В конце концов я действительно не подавал никаких надежд. Грации во мне было не больше, чем в виражах напившегося чудака на водном скутере.
«Ты пес, – сказал братец, как будто я мог это забыть, и положил мне лапу на плечо. – Псы не танцуют. Самое большое, что ты можешь, да и то не всегда, это протащить собственный зад по прямой линии по ковру. Вот этому ты и должен побыстрее научиться, понял? Не усложняй себе жизнь».
«Я чувствую это внутри себя, – продолжал я настаивать и одновременно смотреть телевизор. – Как чудесно стать танцором».
Братец измерил меня взглядом и оскалился.
«А ты знаешь, о чем мечтаю я? – спросил он с гордостью. – Догонять что-нибудь. С такой мечтой не промахнешься. Это так здорово!»
«А ты когда-нибудь что-нибудь поймал? – спросил я. – Разве добыча – это не важно?»
Брат уставился в точку, лежащую где-то между нами. Он призадумался.
«Нет, не важно, – наконец сказал он. – Это погоня, малыш. Беги, гони, лови!»
«Ну, не уверен», – произнес я, но он уже потерял ко мне интерес.
«Что