с тех пор, как я был старшеклассником – даже трехмерная интерактивная карта мира по-прежнему висела на стене. Мать мне посоветовала, помню, ее повесить, когда мне было лет десять – «помогает представлять, где и что находится». Кровать, полукруг рабочего стола, кресло, ниша с вещами – наверное, там даже мое старое барахло сложено до сих пор.
Ну надо же!
Все остальное мама перестроила, конечно. Дизайн гостиной вполне современный, по псевдокаменной стенке струится вода, вьется тенелюбивая зелень; по полу из зеленого ворса – под травку, ползет пылесос; а вот и совсем новенькое – к квартире теперь пристроен сад-балкон, ну понятно, это для собаки, Чарли может в любой момент выскочить, сделать дела, погулять. Раньше мы животных не держали – я жил в ШК и не очень интересовался зверьем, мама в постоянных разъездах.
Из старого – только стеллаж с бумажными книгами, мама коллекционировала эту древность зачем-то, все никак не могла расстаться, да и книги были, видимо, скорее, сувенирами на память – немецкие, польские, русские, преимущественно марксистская либо историческая литература. В стеллаж был встроен сейф, тоже хорошо мне знакомый, теперь он для общего антуража был обит деревом, а раньше сверкал голыми металлическими стенками. В этом сейфе мама всегда хранила оружие.
В ее спальню я заглядывать не стал, должна же быть какая-то приватная сфера. Захочет – сама покажет.
Бигос оказался вполне неплохим, хотя мне сложно оценивать – не знаток. У мамы теперь стоял не только коквинер, а полноценная кухня, с деревянной столешницей, горкой с рядами специй, набором кухонных причиндалов, примагниченных к стене. Ну да, она же теперь кулинарией увлекается. И столовую часть переделала – раньше у нас был прозрачный сиреневый стол и стулья, теперь все деревянное, натуральное, скамья с полосатым ковриком. Тоже к корням возвращается.
Теперь я видел у нее на лице морщинки. Лифтингом она явно не увлекалась. Но в целом выглядела неплохо, никаких обвислостей, движения легкие, плавные. Видно, что и суставы в порядке, и гибкость сохранена. Мысленно я сделал заключение, что беспокоиться о здоровье мамы пока не надо.
– Ну и чем ты теперь хочешь заняться? – спросила она вскользь, жестом включая чайник. Неизменные традиции, конечно же. Как же не попить чаю?
– Я пока сделаю перерыв по Службе.
– Ну да, у тебя же пока что и больничный, насколько я понимаю, полгода – это минимум при такой травме.
Я улыбнулся.
– Кроме того, я работал на коэффициэнтном месте все-таки. И рабочая неделя у нас была сорок часов. Так что почти восемь с половиной тысяч часов Службы у меня на счету. Десять лет можно абсолютно никаких долгов обществу не отдавать. Да еще до Цереры полтора года сверхурочных накопилось.
Мама вздохнула.
– Эх… когда Службу ввели, я еще была в рабочем возрасте, но мне закрыли счет после первого года. Так и не могу понять, как это для людей ощущается – тяжело?