Поездом, так быстрее. Давай адрес!
После того как Аня сбросила ему адрес отеля, Макс заговорил снова.
– Знаешь, Анюша, что я подумал? – начал он.
– Откуда же мне знать? Я не телепат.
– То, что ты юморишь, это хорошо. Держись! Мы и не в такие переделки попадали, верно?
– Попадать в переделки, это вообще наше хобби.
– Я бы сказал, уже профессия, – со смехом ответил Макс. – Но я вот о чем: может, тебе обратиться с этой запиской к дяде Саше? По-моему, самый момент, а?
– Может быть, – ответила Аня.
– Что ты собираешься делать дальше?
– Ждать, пока получу допуск, а потом…
– Погоди, – прервал ее Макс, – какой еще допуск? Это что, архив BND6?
– Это церковный архив. Макс, я тебе потом объясню, ладно? Я жутко устала.
– Ну, спокойной ночи. Пока!
– Пока.
После того как Макс отключился, Аня уселась в кресло и положила записку себе на колени. Текст, распечатанный на принтере, выглядел загадочно:
RIVRNADSF: CRIE: B/17R:236P1/32
RVNBCACDODMSUNTCCLXI
FRZBNFRNCBTT
Аня вглядывалась в эти ряды букв и цифр, пытаясь понять хотя бы, о чем тут речь, но ничего не приходило в голову. Лишь где-то на самом краешке сознания трепыхалась какая-то мысль или ассоциация с чем-то. Ухватить ее никак не удавалось, но странным было то, что, с одной стороны, это явно было что-то давнее, идущее чуть ли не из детства, а с другой – напротив, что-то совсем свежее, сегодняшнее.
«Вообще детский сад какой-то», – подумала она. Но это впечатление игры, которое производила записка, никак не вязалось с тем, что произошло сегодня в Старом Городе. «Мне очень сильно повезло», – продолжала размышлять Аня, – «что я вообще сижу здесь и ломаю себе голову над этим странным посланием, а не валяюсь в виде трупа с проломленной головой в морге». При этой мысли ее передернуло. «Но ясно», – раздумывала она дальше, – «что тот, кто подложил эту записку, естественно, рассчитывал на то что я ее прочитаю, и, следовательно, буду жива. А, значит, это не тот, или не те, что пытались меня убить. Из этого следует, что тут действуют, как минимум, две различные силы, вероятно, враждебные друг другу. Только действуют они как-то опереточно, что ли»?
Но то, что это не игрушки, Аня отчетливо понимала. Она угадывала за всем этим смутно различимые контуры чего-то по-настоящему серьезного. В опереточных декорациях игралась драма, а возможно, и трагедия.
«И, кстати», – подумала Аня, – «из того, что мне подложили эту записку следует, как минимум, еще один вывод: они, очевидно, рассчитывали не только на то, что я буду жива, но еще и на то, что я сумею эту тарабарщину понять, а иначе зачем…»
Аня чувствовала, что мысли начинают плясать, а глаза слипаться. Голова казалась тяжелой, как свинцовый шар. «Все, на сегодня более чем достаточно, – сказала она себе. Пора на боковую». Из последних сил раздевшись, она залезла в постель и тут же уснула.
Ночью она проснулась, внезапно поняв, с чем связывался у нее в сознании текст записки.
Аня