собственно»? – продолжала размышлять Аня. – «С какой такой стати? Ничего ведь не произошло»! «Пока что», – дополнил противный голос где-то в голове. «А не заткнулся бы ты»? – ответила ему Аня, хотя понимала, что это – голос ее инстинкта самосохранения. Но разве есть какая-то опасность? В чем она? «Не преувеличиваешь ли ты, милая моя»? – задала она себе вопрос.
«А может, кто-то как раз и хочет, чтобы я плюнула и уехала? Пытается меня напугать»? Тут уж взыграло Анино упрямство: «Ну, нет – не на ту напали, – сказала она себе. – Тогда я тем более никуда не уеду»!
Едва войдя в свой номер, Аня моментально стянула платье, следом за чем включила кондиционер. Был август. На улице стояла удушающая жара, которая, после утомительной работы в архиве, добивала окончательно. На какой-то момент ей представилось, что она на море – где-нибудь в Римини или в Каннах, а может, на Канарах. И вот сейчас войдет в воду и окунется с головой. Поплавает, а потом просто покачается на волне… Она вполне могла бы там быть. Многие ее коллеги проводили отпуск в тех краях, а она сидела в прокаленном солнцем городе, равноудаленном от всех омывающих Европу морей, и задыхалась от жары. Правда, и в архиве, и тут – в отеле имелись кондиционеры, но даже сравнительно короткого перехода по улице хватало для того, чтобы насквозь пропотеть.
Аня встала под душ. Жалела ли она, что тратит драгоценное время отпуска здесь? «Нет!» – твердо ответила она себе, – «Раньше или позже это надо было сделать, и сколько можно откладывать»? Она предчувствовала, что ее розыски не останутся бесплодными.
После душа Аня накинула легкий розовый халатик и бухнулась на кровать. Она начала размышлять о том, вызвать ли Макса сюда или пока оставить его в покое, но все никак не могла принять решение. Вскоре мысли стали путаться, и ее сморил сон.
Аня бежала, точнее, пыталась бежать по Бамбергу – по Старому Городу. Нет, не просто старому, а стародавнему – века шестнадцатого или семнадцатого. Но при этом она была одета по-современному: в белых шортах, белой блузке и длинном трикотажном жилете цвета морской волны. А вокруг нее теснилась толпа людей – одетых по-старинному мужчин и женщин, которые хватали ее за края одежды, и взгляды их были исполнены злобы, страха и неприязни.
Они резкими, задыхающимися от ненависти голосами выкрикивали: «Это ведьма! Сжечь ее! Спалить на рыночной площади»! Среди беснующейся толпы спокойно стоял монах с надвинутым на лоб капюшоном, так что лица было не разглядеть. «Инквизиция, милочка, – серьезное учреждение», – произнес он скрипучим голосом.
Тут же Аня оказалась стоящей на поленнице и привязанной к столбу. «Мы тебя спалим»! «На сырых дровах»! – выкрикивал кто-то мерзким, плотоядным голосом. «Бабы – все ведьмы»! – вторил ему хриплый бас. Вдруг среди толпы появился Макс в своем любимом неформальном прикиде: джинсах и футболке, на которой в этот раз красовалась надпись: «Take your filthy hands off me now!»3 Он стал