и красный.
Дышали все тяжело и часто откашливались.
Слесаря вывели в большой холл. Тут все остановились и полезли в карманы за сигаретами. Слесарь в своих карманах обнаружил только носовой платок. Охранники угостили его сигаретой и дали прикурить.
– Пожалуйста, пройдите или к себе в комнату, или за дверь. А то нас накажут, – сказал один из охранников.
– Без проблем, ребята, не хочу, чтобы вы получили из-за меня.
Слесарь поднял к груди обе ладони, показывая, что настроен мирно и повернулся уже уходить, как сзади его окрикнули:
– Костя.
Слесарь повернулся, недоумевая.
– Привет, Костян! – к нему из небольшой комнаты в коридоре шел высокий мужчина в форме охранника.
Слесарь замер на секунду.
– Никита, ты? Откуда? Как тут оказался? Как докатился до такой жизни?
Старые товарищи обнялись, смеясь.
– Да вот, катился и докатился.
– Ты же вроде в Москве жил.
– Вроде там, вроде тут.
– Понятно.
– Ты что там набедокурил?
– Да, в рожу вмазал одному гаденышу. По-нашему, по литейному. А что он думал, все проглотят? Для них мы – разменная монета. Третий сорт.
– Ладно, остынь. Иди, прими душ, легче станет. Иди, иди.
Никита все с усилием, но мягко разворачивал Костю, тот поддавался с трудом. Наконец Никита подвел своего старого друга к лестнице.
– Ну, давай, иди же. Остынешь, поймешь. Кстати, тот, кому ты припечатал, это советник президента, если что.
– Да мне похрен.
– Ладно, ладно, иди. Разгорячился тут…
Костя согласно кивнул, вздохнул, пробормотал устало:
– Так довели… – и грузно поднял ногу на ступеньку. – Я и правда пойду. Попробую все обдумать.
Костя уже быстро и раздраженно поднялся вверх по лестнице.
Купался он долго, вылил на себя, казалось, несколько бушелей ледяной воды, пока работа рассудка не замедлилась, как в старой кинохронике.
Потом он вышел из душа и крепко, до красноты, растерся полотенцем.
Вроде бы стало легче на душе. А то так сдавило, словно и правда положили камень на грудь.
Костя сел в глубокое и широкое, с красной обивкой, кресло, хотел развалиться в нем, но тут же выпрямился. Он и наедине с собой оставался таким же непоседливым. Потянувшись к столику, Костя взял с него сигареты, уже свои, российские, купленные в родном Луганске.
Думать не хотелось: зачем снова себя накручивать.
Костя закурил и откинулся назад. Кресло было удивительно спокойным, мягкость его обволакивала и баюкала. Пуская дым к низкому лепному потолку, Костя прикрыл веки, стараясь вспомнить что-нибудь приятно. Вкусный борщ или красивая женщина в его постели – как раз бы помогли ему расслабиться и успокоиться. Но в ЛНР давно уже ничего приятного не наблюдалось. Кроме пустых полуразрушенных от взрывов и бесхозности деревянных домов и вырытых окопов. По крайней мере, для него. Но кто-то неплохо устроился и в этом аду. Например, его отдаленно знакомый казак из Донецка, который и был