не понимаю, в кого ты таким упрямым уродился. Мне не веришь – спроси своего отца, как он счастлив оттого, что самые лучшие годы своей жизни провел со мной.
Осман-эфенди смотрел в тарелку, разглядывая узоры, огибавшие керамическую посудину.
Этот четверг был не единственным днем недели, когда обстановка в доме была достаточно напряженной и борьба между домочадцами накалялась сильнее стального наконечника, брошенного в огонь.
Взять, например, госпожу Габриэлу. Всю свою жизнь, еще с молодого возраста она боролась со стереотипами и искала любую возможность выделиться из толпы. Именно поэтому она, венецианка по происхождению, всем завидным европейским торговцам, жившим в Стамбуле, предпочла турецкого служащего в казначействе Османа. Несчастный был так ослеплен блеском непокорной красавицы, что закрыл глаза на ее отказ стать мусульманкой, но всю их совместную жизнь тайно ненавидел ее за это и, конечно же, не говорил ни слова, чтобы не лишиться своей молодой жены. Несмотря на свою волю остаться христианкой и переделав отчий дом мужа в шедевр венецианской культуры, Габриэла с уважением относилась к восточным традициям и тонко вкраивала турецкие мотивы во все, что ее окружало. Очень умело она смогла сделать это на примере собственного сына: именно его она воспитывала по традициям ислама и желала, чтобы он был во всем похож на ее благородного супруга. К этому также относилось полное подчинение ее воле. Мехмед унаследовал красоту своей матери и ее строптивый характер, чем очень огорчал ее каждый раз, когда поступал наперекор окружающему миру, то есть ей.
Дальнейшая часть ужина была проведена в полном молчании под звучание неумолкающих мелодий музыкальных инструментов и внутренние диалоги сидящих за столом героев. По окончании трапезы служанки убирали со стола, слуги гасили свечи, и только господа, разойдясь по своим опочивальням, безмятежно отходили ко сну.
– Неужели ты не видишь, что происходит с твоим сыном? – продолжала будоражащий ее разговор Габриэла, лежа на широкой кровати и натирая марокканским маслом ладони.
– Знаю, дорогая. Это любовь, – неторопливо продолжил муж.
– Это никакая не любовь. Это позор. Такое нескрываемое влечение к этой грязной девчонке приведет к потере репутации Мехмеда. Кто потом будет видеть в нем достойного сына своего достойного отца? – пыталась внушить Осману Габриэла, абсолютно не придавая значения неискренним похвалам своему мужу.
– К потере репутации мужчины не сможет привести ни одна женщина. Лишь трусость может очернить его, а ей, как мы поняли, наш сын неподвластен, раз не боится твоего гнева, – робко улыбаясь, пытался пошутить Осман. Он приобнял жену, желая заняться любовными утехами. Но Габриэла отвернулась от него, поджав под голову подушку.
Воспоминание
– Идрис-эфенди! – подняв голову от письма, обратился Рустэм к своему учителю, который стоял подле мальчика неподвижно, как греческая статуя. – Откуда вы знакомы