летать над нею соловей,
Понурив свой уставший клюв,
И в поиске других страстей
Он улетел, на розу не взглянув.
На рынке
В Стамбуле стояла осень: урожай был собран, а местные жители постепенно начинали утеплять свои дома в преддверии зимы.
Вода в Босфоре остывала после теплых лучей летнего солнца, а воздух был насыщен прохладой и благоухающими запахами корицы.
Госпожа Габриэла проснулась очень рано и подошла к окну, чтобы полюбоваться октябрьским рассветом. Изредка ее взгляд с неба переключался на спящее тело нежного супруга и вновь возвращался к цветным палитрам прохладного утра. На мгновение она задумалась о своем счастье, о том, что редко благодарила судьбу за предоставленную ей роскошную жизнь первой красавицы города. Запахнув халат, она ближе прижалась к ставням и, прикрыв веки, пыталась представить, что могла бы жить иначе. Фантазии вернули ее в прошлое, где она бессовестно была влюблена в бродячего поэта, что так выразительно читал стихи у рыночной площади, когда ей едва исполнилось шестнадцать. Ах, если бы она выбрала его, этого обаятельного простолюдина, который боготворил ее в каждом слове своих мелодичных строчек, если бы сбежала с ним в мир, где есть любовь, то наверняка бы не задумывалась о своем счастье!
Как же все-таки опасны наши сожаления: они дают нам неповторимые образы неосуществленных желаний, представляющие нам наше будущее в прошлом как райских птиц, парящих высоко над скучным настоящим.
– Что вы проснулись так рано, дорогая? – прервал ее думы лежавший в постели супруг.
– Ой, спи! – резко ответила она и вышла вон из комнаты.
Сонный супруг, не изведав, чем мог так внезапно разгневать жену, перевернулся на другой бок и снова уснул.
Спустя час он спустился в столовую, чтобы позавтракать, но нигде не смог найти Габриэлу.
– Нур-хатун, – вежливо обратился он к стоящей в углу служанке, – вы не знаете, куда подевалась госпожа? Быть может, она в саду? Она не приказывала вам накрыть на стол?
– Нет, Осман-эфенди, она отправилась на рынок за хлебом и сказала, что вернется к обеду, – смущенно ответила девушка.
– Вздор! Неужели здесь некому сходить на рынок? – удивился он.
– Мы этого не знаем, господин, она решила так сама.
Народ Стамбула,
Мои верные слушатели,
Мои дорогие зрители,
Мои прелестные дети
И пожилые родители!
Пусть этот день осени
Наполнит ваши сердца добром
И даст вам все, о чем просите:
Кому – богатства, а кому – тихий дом.
– Хорошо он читает, верно, дорогая госпожа? – обратился к Габриэле пекарь, накладывая полную сумку булочных изделий и не отрывая глаз от известного поэта, который по выходным читал стихи людям на рынке.
– По мне обычно, – равнодушно произнесла Габриэла, глядя с тоской на притягивающего взоры чтеца.
– Ну