ubtitle>
Пролог
Пастух вошел в Спасские ворота и потопал по брусчатке Ивановской площади к корпусу номер четырнадцать, где располагались президентская администрация и лично Наставник, бывший не то правой, не то левой рукой Президента, а уж тот, судя по дверным табличкам в коридорах четвертого этажа, был многорук, как индийский бог Шива.
Секретарь Наставника, девушка без возраста и особых примет, улыбнулась Пастуху и сказала ласково:
– По вам можно часы сверять.
И тут же настенные часы в приемной скрипнули, поскрежетали чем-то внутри и начали отбивать полдень.
Пастух открыл обитую кожей дверь, вошел в кабинет, и Наставник, стоящий под портретом Президента у гигантского письменного стола, привычно повторил банальность про сверку часов.
Ну не умел опаздывать Пастух, войны его многочисленные тому научили – не выбить.
– Сядь, – сказал Наставник, – есть дело…
– В долгую? – спросил Пастух.
– В короткую, – ответил Наставник. – Неделя от силы. Завтра утром улетишь во Владивосток, переночуешь, утром в порту встретишь теплоход из Токио, он прибывает во Владик в час дня, ну, с каким-то опозданием, естественно. Встретишь одну пассажирку, не исключено – с большим багажом. Это ее фотки…
Пастух перебрал тонкую стопку цветных фотографий. На них смеялась, грустила, думала о чем-то, дразнилась очень пожилая, полная, явно невысокая и на первый взгляд весьма обаятельная женщина.
– Запомни ее, – сказал Наставник. – Фотки я заберу.
– Запомнил, – сказал Пастух. – И что дальше?
– Вот тебе два билета на поезд «Россия». Из Владивостока в Москву. Отправление в пятнадцать тридцать. Двухместное купе «люкс» с питанием, но за денежки, естественно…
– Это как? – перебил Пастух.
– Это значит, что можно всю дорогу не выходить из купе. Разве что в сортир. Но он тоже в купе.
– Двухместное – это, значит, я плюс тетенька с фотки?
– Умница, угадал. А теперь спроси: что это за тетенька и почему ты, такой крутой и всемогущий, назначен сопровождать сильно пожилую тетеньку в режиме increased risk? – И, не дожидаясь вопроса, объяснил: – А потому что эта бабуся, хоть ты умри, должна прибыть в Москву целой, невредимой, здоровой и, по возможности, веселой и всем довольной.
– Я человек невеселый, вы знаете, – сказал Пастух.
Ему очень не нравилась предстоящая миссия. Он никогда никого никуда не сопровождал, не опекал, не развлекал, не охранял, тем более – «сильно пожилую тетеньку» с багажом плюс, судя по всему, режим повышенной опасности.
– Зато она, говорят, веселая, – сказал Наставник, – за шесть суток обхохочешься. Если, конечно, никаких ЧП…
– А какие могут быть ЧП? Туалет засорился? Обед из ресторана холодный принесли?
– Эту ученую даму, Пастух, хотели бы заполучить как минимум три великих державы. Япония, из которой она отбывает. Соединенные, как положено, штаты Америки, которые за последние пять лет делали ей и ее мужу, ныне, к несчастью, покойному, такие предложения, что трудно отказаться. Ну и мы, то есть Академия наук, естественно, в эту дверку тоже исстучались. А они от всего отказывались…
– Патриоты Японии?
– Дурак ты, Пастух. Они русские. Из детишек, немцами угнанных с родителями где-то в начале сорок второго. Как они в войну жили? Сначала в концлагерях, в разных. Если глагол «жили» уместен… Скорее – выживали. Вопреки всему… Потом наша армия начала активное наступление, и в начале сорок пятого фашисты погнали обитателей концлагерей на запад. Ну и наши герои шли. Где-то с кем-то – он, где-то – она… Разница между ними – два года. Ему в сорок пятом было одиннадцать, ей – девять. Родителей ни у него, ни у нее уже не было в живых… Потом его кто-то усыновил, еще потом – ее кто-то удочерил. Немецкие семьи. Случалось так в сорок пятом. Чувство вины, что ли, вдруг проснувшееся… И с ними случилось, повезло… А потом выросли в новых семьях, уже в Западной Германии, поступили в Гейдельбергский университет на факультет физики, однажды познакомились друг с другом, ну и… Короче, полвека с лишком вместе. Вместе жили, вместе работали. А теперь она одна осталась. Муж ее год назад умер, кремирован, вот она и хочет захоронить его прах в России, в Москве, да еще и на Новодевичьем. Не слабо, а? Плюс она готова один год жить и работать здесь, в Москве. Пока – один. А может, и больше, если приживется, приработается, это уж как фишка ляжет… Вообще-то контракт с японцами она не прервала, только приостановила – на тот же год…
– А чем она и муж ее занимались?
– Физикой, Пастух. Оба – физики, оба почетные профессора, как минимум – пяти ведущих университетов мира. В том числе и родного Гейдельбергского, который их не только обучил, но и познакомил. И активно действующие профессора Токийского университета… – Добавил грустно: – Теперь она одна, мир праху мужа ее…
– Физика – огромное понятие. Можно узнать, в какой области?
– Зачем тебе это, Пастух? – изумился Наставник. – Я и сам толком не знаю.