мной не лезете. Дальше – как внимание будет отвлечено на меня – по обстановке. Можете через люк для лебедки вниз, можете еще как. На меня не смотреть. Если будет совсем кисло – я подрываю гранату, они временно ослепнут, они все будут смотреть на меня. Тут уж не подведите.
– Один человек будет следить за вами. Снайпер.
– Отставить. Их до сотни. Вам нужен будет каждый ствол. Остальное – мои проблемы. Господь с нами.
– Удачи.
Второй вертолет, с группой из восьми человек, ушел дальше. Мы тоже не дураки – он высадит вторую группу из восьми человек там, где это будет целесообразно, там, где они не будут под прицелом с первой минуты высадки. Восемь человек внутри периметра и восемь извне, у которых руки будут свободны и которые могут ударить где угодно и как угодно. У них даже легкий миномет будет. Хоть пару козырей, но мы из колоды достанем.
Вышел через боковой люк. Один. Пошел вперед. В темноте видно плохо, видно только, что вертолеты стоят, плохо освещенные и, кажется, безжизненные. Что, ко всем чертям, произошло здесь?
Одна красная точка… вот уже две. Снайперы. На нервы давят. И мысли разные в голове – от перебора того, что не сделал, до констатации того факта, что пожить-то еще хочется.
– Стоять! Руки вверх.
Я продолжал идти. Медленно, но спокойно, как на прогулке. Девяносто девять из ста, что никто не возьмет на себя ответственность. С французами надо быть в таких случаях крайне осторожными: галльский темперамент, возможен эксцесс исполнителя[23]. Опасаться надо англичан: у них есть привычка без предупреждения наносить сильнейший удар в челюсть и ввязываться в бой, не соизмеряя шансы на победу. Менее опасны североамериканцы, а немец, если не получит приказа, будет лежать до скончания века.
Так я и шел, пока человек из темноты не заступил мне дорогу. Ниже меня, но на немного, видно плохо. Но шестое чувство подсказывает, что где-то я его уже видел.
– С кем имею честь?
– Адмирал русской службы князь Воронцов, честь имею.
– Адриан фон Секеш, нахожусь на службе Его Величества Кайзера, честь имею.
– Вы старший здесь?
– Вообще-то старший по званию, герр адмирал, находится в том вертолете. И не может принять участие в нашей беседе.
– Вот как? Почему бы ему не сделать милость и не выйти к нам?
– Потому что он захвачен, сударь. В заложники.
– Вот как? – Я на самом деле удивился. – И кем же, позвольте поинтересоваться?
– Вами. Точнее, вашими людьми.
Я промолчал, начиная догадываться.
– Вы не отдавали такого приказа, сударь? – проницательно спросил Секеш.
– Я отвечаю за свои поступки и поступки своих людей, милорд. Имеете какие-то требования?
Теперь пришлось помолчать в раздумье уже Секешу.
– Герр адмирал, – сказал он, – здесь нет ничего вашего. Это не ваша земля, это не земля вашего вассала, это не ваше дело – то, что здесь происходит. Клянусь честью, если ваши люди выпустят немцев, которых они удерживают в заложниках, освободят нашу технику – мы позволим вам уйти. Вот наши требования.
– Сударь, –