включился, все закончилось и стало совсем иным.
…Леша лежал на дне котловины – круглого большого провала в земле, диаметром, пожалуй, около километра, трудно точно определить, где заканчивается все более пологий склон и начинается первозданное ровное поле. Дом, вернее остатки Лешиного дома, оказались почти в самом центре котловины, где землю больше всего истерзали разломы и трещины. И из этих трещин начала сочиться вода, с каждым мигом усиливая напор. Она тут же смывала слизь и мусор, мешалась с вывернутой темной землей, превращаясь в мутную жидкость, почти в жидкую грязь, но он видел, что изначально это самая обычная вода, прозрачная и чистая…
Все действительно кончилось, понял Леша. Того, кто сидел в пруду (да нет, конечно под прудом!), больше нет.
Сдох, сдох, сдох!!!! Или навсегда сбежал…
Бог знает, кем или чем было это и зачем проковыряло щелку-глазок в стене между мирами… Да и черт с ним, пропади оно пропадом…
От таких размышлений – одновременно он зачерпывал сочащуюся под ногами муть и обливал не перестающие припекать лицо и тело – от этого простого и приятного занятия Лешу оторвала мысль, что скоро он окажется на дне красивого круглого озера глубиной метров двадцать-тридцать. А для заплывов на длинные дистанции сил совсем не осталось…
Леша поспешил наверх, не глядя по сторонам и не слишком выбирая дороги – и тут же застрял в месиве из упавших стволов, веток и листьев, месиве, бывшем совсем недавно так понравившейся ему осиново-березовой рощицей. Пришлось обходить, вода догоняла, заливала ноги, он уже не видел, куда ступает, пару раз провалился, наступил на что-то острое и, наконец, рухнул на траву, оставив между собой и наступающей водой изрядное расстояние.
…Всю котловину новообразовавшийся водоем не заполнил – примерно треть, никак не более. Переставшая прибывать вода образовала круговое течение, быстро затихавшее. По поверхности озера радостным хороводом кружили всплывшие остатки Лешиного дома, построек и мебели… Извлечение «четверки» без мобилизации водолазной техники было делом малореальным. На пороге своего дома – покривившегося, перекошенного, но устоявшего – стоял дед Серега и, судя по жестам, отчаянно матерился. Откуда-то доносились звуки сирены.
Он подковылял к урезу воды – полуголый, обожженный, с непонятно как уцелевшими очками на носу – одно стекло треснуло. Зачем-то пощупал воду, словно собирался купаться… Растерянно разлепил почерневшие, треснувшие, покрытые запекшейся кровью губы:
– Хрен продашь теперь наследство… Только пруд и остался…
Все остановилось, застыло – не было даже ветра. Леша стоял неподвижно. Надо было куда-то идти, что-то делать, кому-то пытаться объяснить, что здесь стряслось в прямом и переносном смысле – вместо этого он присел на землю. Сидел совсем как десять дней назад сидел на берегу крошечного пруда, наблюдая за застывшими у кромки водорослей крошечными карасиками. Пришедшую тогда мысль, что в озерах эти крохи вырастают о-го-го какими, Леша сейчас