«для мальчиков» и «для девочек», очень удобно отделённых от посторонних глаз кустарником с крупными, густо растущими листьями. Также они установили металлический бак, вроде мусорного, но поменьше, за кустом, где я позавчера обнаружил спичечный коробок. В баке была ещё техника и кое-какое барахло, назначения которого я не знал. Мой любознательный мозг возмутился, когда я вспомнил, что на мои вопросы ответов не последует.
Зак предложил вырыть яму в нескольких десятках ярдов от лагеря, чтобы сбрасывать туда мусор и через некоторое время закапывать или сжигать содержимое и рыть новую яму. Услышав его слова, мужчина с надписью на футболке «Мигель» сделал жест рукой, призывая нас обратить на него внимание. Он достал из бака несколько плотных пластиковых мешков и, указав на послеобеденные объедки, а затем снова на мешок, дал понять, что это и будет наш сменный мусорный бак.
Разобравшись с мусором, большая часть участников вернулась на пляж, остальные, включая меня, Эву и Бивня, расположились в тени на приличном расстоянии друг от друга. Бивень задремал, закинув руку за голову, Эва выглядела мечтающей, а я предался воспоминаниям.
Что-то в Бивне казалось мне знакомым. Я перерыл в памяти все дела, которыми когда-то занимался, после все громкие дела штата и Америки в целом (мы ведь узнаём о них не из прессы, как обычные люди, а получаем сводки и копии протоколов коллег). Ничего. Моя аналитическая работа была рутинной. Кроме того, в последние годы я не особенно интересовался криминальными событиями, происходящими за пределами Денвера. А просмотр криминальной хроники по телевизору с бутылкой пива в руках вызывал приступы смеха – до того комично о них говорили корреспонденты.
Незаметно для самого себя я перешёл к воспоминаниям о своей семье. Мы с Пабло в детстве играли в полицейских и бандитов, и я был бандитом. Ха. А потом стал полицейским. Мама Лурдес гордилась мной, когда я получил жетон. И я рад, что сейчас, когда её уже нет, она не будет переживать из-за того, что я – сотрудник аналитического отдела, злоупотребляющий алкоголем и забивший на личную жизнь, которая должна быть у прилежного католика.
Передо мной возникло нечто замечательное, пока я не понял, что это грудь Пенелопы в крошечном бикини. Захотелось потрогать её, прильнуть и потереться. При других обстоятельствах я поступил бы именно так.
– Мистер Фернандес, не хотите ли окунуться? – Вудс кокетливо вильнула бёдрами, а я чуть слюной не поперхнулся.
– Я бы с удовольствием, Пенелопа, но от солёной воды меня тошнит. И зовите меня Энди.
– О, сожалею, Энди, – мурлыкнула она, выгнув спину и отставив ягодицы, – подумайте ещё – вода в море бодрит в такую жару, и добро пожаловать к нам, – она указала в сторону линии берега, где обсыхали купальщики.
Я заметил среди них Эву. Когда она успела к ним присоединиться? Я повернул голову, Бивень по-прежнему дремал в тени, но поменял позу. Теперь он лежал на боку и, как мне показалось, причмокивал. Да, он один из тех, кому, в отличие от меня, снятся сны. И готов биться об заклад, они не о путешествии в сказочную страну (такие